И мы солдаты... - [41]

— Пропади он пропадом, — сказала она, — чтобы я из-за него футбол пропустила. (В тот вечер по телевизору показывали международный матч, имеющий решающее значение для нашей сборной.)

Ребята целую неделю ждали вора, но он не являлся. Палле и Грише это надоело, и в субботу они заявили, что вечером заняты и выйти на дежурство не могут. Заставлять их Ванюк не имел права, да и сам в душе уже не очень верил в успех. И все-таки, когда наступил вечер, он отправился на ферму вместе с Сережей Сергеевым, которого еще днем посвятил в тайну. Остановился он на Сереже потому, что тот славился своей смелостью: как-то на спор он перешел темной ночью через овраг Кереметь, к которому даже взрослые не решались подходить.

Вечер выдался таким же, как и в прошлую субботу, когда произошла кража: дождливым и ветреным. Двое ребят вместе с тетей Федорой (она приходила каждый вечер) зашли в свинарник и приготовились ждать. За окнами выл ветер, не видно было ни зги, и тревожно хрюкали свиньи. На душе у ребят стало тоскливо.

— Сейчас «А ну-ка, девушки!» дают, — сказала тетя Федора и вздохнула.

Вдруг с наружной стороны послышался какой-то звук: точно кошка скреблась. Трое в засаде замерли и прислушались. Кто-то крадучись шел к свинарнику. Свиньи и поросята захрюкали сильнее.

— Ой, мамочка, боюсь! — задрожала тетя Федора.

— Тихо… пожалуйста, — прошептал Ванюк, — а то он уйдет.

— И пусть уходит. Пусть хоть свиноматку забирает, лишь бы никого не тронул. Я за вас боюсь, вы же дети еще.

— За нас не бойтесь. У нас фонарик есть.

Это, очевидно, успокоило тетю Федору, и она замолкла. Между тем вор был совсем уже близко. Вот он отворил дверь… вошел… нагнулся и схватил поросенка. Тот отчаянно завизжал. В тот же момент Сережа направил на вора фонарик, а Ванюк закричал:

— Стой! Ни с места!

От неожиданности вор качнулся, выронил поросенка и стремглав бросился наутек. Ванюк и Сережа бросились за ним.

— Караул! Держите бандита! — вопила тетя Федора, еле поспевая за ребятами.

Настигнув вора, Сережа дал ему мастерскую подножку. Вор упал и закрыл руками лицо.

— Открой, — приказал ему Ванюк.

— Не открою.

— Все равно же узнаем, открой.

— Не открою. Кусаться буду.

— Э, да чего с ним нянчиться. Подержи фонарик, Ванюк.

Передав фонарик товарищу, Сережа схватил руки вора и с силой отвел их от лица. В ту же секунду Ванюк включил свет, и перед изумленными друзьями предстал… Вестр!

Это было так неожиданно, что в первую минуту Ванюк не знал, что сказать и сделать. Несмотря на историю с водой, ему и в голову не приходило подозревать Вестра в воровстве. Уж слишком не вязалось это с тем пай-мальчиком, каким был Вестр в школе.

— Вставай.

Разоблаченный встал и начал счищать грязь с рубашки. Даже здесь ему не изменила аккуратность.

— Зачем ты это сделал?

Вестр не отвечал.

— Тебя заставили?

— Никто меня не заставлял.

Он весь дрожал от холода. Тетя Федора сняла с себя платок и набросила ему на плечи:

— Укройся. В такую погоду дите в одной рубашке посылать — надо же!

Вестр неожиданно сорвал с себя платок и бросился бежать. Сережа было рванулся за ним, но Ванюк его удержал:

— Не стоит.

— Но он же вор! Надо его проучить!

— Ты «Педагогическую поэму» Макаренко читал? Там похуже воры были. А потом из них настоящие люди получились.

— Тоже мне Макаренко нашелся, — сплюнул с досады Сережа. — Зря только со свиньями сидели. Даже по шее нельзя надавать.

— А «А ну-ка, девушки!» уже, наверно, кончились, — вздохнула тетя Федора.

Утром отца Вестра Максима Ивановича вызвали в правление. Председатель коротко известил его о ночном происшествии. Максим Иванович сделал большие глаза:

— Мой сын крадет поросят? Да быть этого не может!

— Пойман с поличным на месте преступления.

— Тогда, конечно, нельзя не верить. Но почему же я не знал, куда он шляется по ночам?

— Вот это-то и странно…

— Ничего не странно: тружусь от зари до зари на благо колхоза.

— Колхоза ли?

Максим Иванович сделал оскорбленный вид:

— Я, Василий Прокопьевич, попрошу. А то ведь недолго и жалобу написать.

— Ох, Максим Иванович, Максим Иванович, — покачал головой председатель, — я-то твои проделки знаю… Не доведет тебя до добра жадность. Но с тобой все ясно, а сынишку твоего мне жаль. Способный, говорят?

— Талант, математик, — заулыбался Максим Иванович. — А жалобу я все-таки напишу. И как я оскорбленная личность, то вы за это ответите, товарищ председатель.

— Ладно, ступай, «оскорбленная личность», — сказал, багровея от гнева, Василий Прокопьевич. — И помни: душу калечить ребенку мы не дадим!

— И это запишем, — сказал Максим Иванович. — Как есть это называется вмешательством во внутренние… Ухожу, ухожу, — поспешно закончил он, увидев, что председатель встал со стула. — Не трудитесь меня провожать, Василий Прокопьевич…

Пятясь задом, Максим Иванович вышел из кабинета. На улице он нахлобучил шляпу и с достоинством направился в школу. Вестру он еще утром приказал быть там.

— Но ведь меня теперь все будут дразнить воришкой, — плакал сын, — и из пионеров, наверно, исключат.

— Пусть попробуют, — успокаивал отец, — жалобами замучаю. У нас молодежь воспитывать обязаны. Об этом во всех газетах пишут.