...И многие не вернулись - [49]

К вечеру мама приготовила котомку с хлебом и салом, туда же уложила шерстяные носки. Я надел отцовы ботинки поверх своих резиновых тапочек и по глухим и темным улицам направился к занесенной снегом ниве. Отец ждал меня у межи. Совсем замерзший, он хлопал ладонью о ладонь и постукивал ногами, чтобы согреться. Я подал ему котомку и сказал:

— Арестованы Ангел Казакин и Ангел Марин. Говорят, что в Батаке многих арестовали.

Он стал расспрашивать о доме, матери, о Борьке. Чувствовалось, что отец беспокоится за нашу судьбу.

Отец надел ботинки, мы поговорили еще немного, и он обнял меня. Подержал в своих крепких объятиях и молча отпустил. Ему было трудно говорить…

Ветер усиливался. С хребта доносилось поскрипывание сосен. На небе показались редкие звезды, бледные и одинокие, как осенние цветы. Ветер заметал следы в глубоком снегу.

Потом потянулись два долгих, очень долгих года. Они мало чем отличались от других, но нам показались бесконечными. Много тягот и горя свалилось тогда на нас.

Однажды весенним вечером батя вместе с одним партизаном должен был прийти в село, чтобы встретиться со связным. Они шли через поле. Там, где дорога проходила по дну оврага, их поджидали полицейские и полевой сторож. Мы услышали только эхо двух-трех выстрелов, донесшихся до села. Мне показалось, что на нас движется какая-то лавина, которая все сметает на своем пути и вот-вот нас раздавит. За ночь в доме никто глаз не сомкнул, никто словом не обмолвился.

На следующий день выяснилось, что произошло. Сидевшие в засаде крикнули: «Стой! Руки вверх!» Но не успели они глазом моргнуть, как батя одним рывком оказался перед ними и наставил на них пистолет. Они бросили ружья и подняли руки. Сторожа батя простил, а полицейский получил по заслугам, потому что ему давно было пора расплатиться за свои дела.

Дни шли за днями — суровые, тревожные, и с каждым днем тревога все росла. Зимой у нас в селе разместилась рота жандармов. Чтобы ввести людей в заблуждение, их называли самокатчиками. Жителям запретили выходить из села. То же самое было и в Батаке, Лыджене, Брацигово.

И именно в это время отец вместе со Стефаном Добревым и Георгием Шулевым перебрался в наши края, чтобы установить связь с селом. Мама сразу ожила, начала носить продукты и теплые вещи для партизан кому-то из односельчан. Вот почему я догадался, что батя где-то поблизости от нашего села.

В это время жандармы начали операцию против отряда имени Антона Иванова. Террор из Батака перекинулся в наше село, начались аресты. Среди арестованных оказался и человек, знавший, где скрывается отец. Его избивали, пытали электрическим током, и он не выдержал…

8 марта на рассвете карательная рота окружила небольшую партизанскую землянку над рекой. На рассвете батя вышел зачем-то из землянки, и его обостренный слух сразу же уловил подозрительный шум. Он пристально вгляделся в чуть брезжившую утреннюю дымку и оцепенел: со всех сторон к ним подползали жандармы.

Отец не растерялся, крикнул Стефану и Георгию, что они окружены, и первые выстрелы его карабина разорвали лесную тишину. В ответ застрочили пулеметы и автомат.

Отец подался немного в сторону — к деревьям на крутом склоне. Перебрался через овраг и только подумал, что вырвался из окружения, как прямо перед ним появился молодой офицер в новенькой шинели, перетянутой ремнем с блестящей латунной пряжкой. Пока отец бежал, тот стоял, укрывшись за стволом дерева.

Офицер поднял винтовку, прицелился и нажал на спуск. Винтовка дала осечку, потому что была смазана чересчур толстым слоем масла. Выстрелил и батя, но неудачно. Офицер быстро перезарядил винтовку, и ее черное дуло снова уставилось в отца, но выстрел снова не получился. Тогда отец прикончил офицера. Схватил его винтовку, упавшую в снег, и бросился дальше.

Вслед за ним вырвался из окружения и Георгий. А Стефан Добрев, выбегая из землянки, споткнулся и покатился по крутому склону. Жандармы схватили его. Позднее его расстреляли в Дорковских горах…

Весна в тот год наступила поздно. Даже 1 и 2 мая шел снег. Лес помрачнел, стало тягостно смотреть на него, он навевал горестные думы. В этом снегу под Арапчалом погибла отважная партизанка Вела Пеева.

Через несколько дней после этого к нам в дом заявился офицер из карательного отряда, выбритый, надушенный, ухмыляющийся. Он не торопился заговорить и только крутил на пальце какую-то цепочку. Полицейский или жандарм не приходят в дом с добром. Мама смотрела на него ни жива ни мертва. А меня только что выпустили из-под ареста. Продержали три-четыре дня — от побоев живого места не осталось. Мама испугалась, что опять меня уведут.

— Вы должны пойти с нами! — наконец проговорил офицер.

— Зачем я вам понадобилась? — спросила она.

— У Чепино мы наткнулись на труп партизана. Хотим установить его личность. Похож на вашего мужа…

Меня словно сбросили в глубокую пропасть. Виски сдавило от маминого крика, а в горле застрял какой-то ком.

— Не пойду! — заявила мама.

— Тогда пусть пойдет свекор или деверь…

Появились родственники и начали ее уговаривать. Я, кажется, стал приходить в себя, в голове мелькнула мысль, что, возможно, это не батя, и я стал уговаривать маму пойти.