...И многие не вернулись - [17]

Хотя кругом свистели пули, партизаны покинули сеновал и открыли огонь в направлении школы. Оттуда доносились команды, автоматные очереди, пулеметная стрельба. Над селом повисли осветительные ракеты, и в их мертвящем зеленоватом свете казалось, что дома прижались к земле.

— Поддерживайте огонь! А мы проберемся в село за продуктами! — приказал Георгий Чолаков. Но прежде чем он отправился к дому Петра Янева, с южной стороны сеновала подкралась группа жандармов. Карательный отряд начал окружать партизан. Стрельба около школы усилилась, откуда-то донеслись крики детей.

Тогда Георгий Чолаков приказал отступать.

Встревоженные, подавленные своей неудачей, партизаны направились вверх по Старой реке. Погруженный в темноту и оцепеневший от ужаса Батак остался позади.

В урочище Тырновица партизаны остановились отдохнуть и разожгли костры. Одни разулись, чтобы высушить носки и обмотки, другие сняли с себя рубашки, не подозревая, что жандармы преследуют их по пятам. Снег под ними слежался, и они оказались словно в ямах. Над этими ямами вдруг засвистели пулеметные очереди. Партизаны прижались к заснеженной земле, кое кто в испуге пустился бежать.

— Спокойно, товарищи! Разобрать оружие — и ко мне! — раздался заглушаемый стрельбой голос Георгия Чолакова.

Партизаны ответили на огонь, а потом Георгий Чолаков, Илия Чаушев, Георгий Ванчев и Атанас Кынев поднялись в атаку.

Жандармы отступили вниз по склону. Партизаны бросились за ними, торопясь забрать свою одежду и обувь, сушившуюся у самых нижних костров. Но когда они добрались до них, Атанас Кынев схватился обеими руками за живот и упал ничком. Рядом с ним со стоном свалился и Илия Чаушев — пуля разорвала вену на шее и из раны хлынула кровь. Кольо Гранчаров остановился помочь Илие, но почувствовал, что его сапог наполнился кровью: его самого ранили в ногу. А Георгий Чолаков, без шапки, в расстегнутом кожухе, промчался мимо них с криком:

— Вперед!.. Бей их!..

Чолаков пытался выйти в тыл жандармам. Он не замечал ничего вокруг, ломая, как медведь, ветки. За ним вился снежный вихрь. И вдруг он рухнул как подкошенный.

— Убили! Гады! — простонал он. — Найден![11] Найдьо!.. Кто-нибудь, подойдите ко мне!..

Несколько партизан, среди них и Георгий Ванчев, приблизились к нему.

— Это ты, Найдьо? — слабея, едва слышно спросил Чолаков окруживших его партизан. — У меня здесь деньги. Возьмите их. Возьмите автомат… Пристрелите меня и уходите!

Он передал им находившиеся при нем деньги и автомат, а они решили оставить ему заряженный карабин Георгия Ванчева.

Покинутые партизанские костры постепенно угасали. Только один из них все разгорался, рассыпая вокруг себя искры. Его пламя освещало соседние деревья, отяжелевшие от снега.

В сумерках зимней ночи мелькали силуэты пробегавших партизан. А Георгий Чолаков лежал неподвижно. Лица умирающих как бы уменьшаются. Опало и лицо Чолакова. Он лежал в расстегнутом кожухе, со слипшейся прядью волос на лбу.

— Давай мы тебя понесем, — нерешительно проговорил Георгий Ванчев.

— Не надо. Все равно мне конец, Найдьо… Уходите!

Георгий Ванчев еще глубже нахлобучил кепку на лоб, чтобы умирающий не видел его глаз.

Георгию Ванчеву оставалось самое трудное — выпрямиться, повернуться и уйти. Он попытался что-то сказать, но спазмы сдавили горло. Он резко повернулся и пошел. Обошлось без объятий, без лишних слов. В эту ночь в снегах Батакского хребта началась трагедия, потрясшая весь народ.

Удалявшиеся партизаны услышали одинокий выстрел, потом эхо автоматной очереди. Никто не обмолвился ни словом.

Они знали, что Георгия Чолакова уже нет в живых, что одинокий выстрел — это его последний выстрел в темные очертания приближающегося силуэта. Силуэт бесшумно упал на снег, а где-то в стороне от него вспыхнули зловещие огоньки. Георгию вроде бы следовало услышать их трескотню, но он ее не слышал. Огоньки разгорелись в ослепительное пламя, а затем наступила непроглядная тьма, в которую Георгий начал погружаться все глубже и глубже…

В лагере под Калыч-Боруном услышали стрельбу, услышали ее и со стороны Батака, и со стороны Тырновицы. Партизаны, охваченные тяжелыми предчувствиями, приуныли.

Когда Георгий Ванчев, раненые Илия Чаушев и Атанас Кынев, а также остальные тридцать четыре партизана прибыли в лагерь, они застали весь отряд в тревожном ожидании. В лихорадочно блестевших от бессонной ночи глазах они улавливали немой вопрос: «Принесли ли вы продукты?»

Дед подошел к группе вернувшихся.

— Где Чолаков? — спросил он Георгия Ванчева.

Губы Ванчева задвигались, но он не смог произнести ни звука.

У бай[12] Кольо, брата Георгия Чолакова, сильно забилось сердце. Он был суровым, крепким человеком и тут не издал ни звука, только плечи у него начали вздрагивать…

Оставленный партизанами след был едва заметен в снежной белизне. Только кое-где темнели кровавые пятна — кровь Атанаса Кынева и Илии Чаушева.

Отряд собрался в путь. Вперед вышел Дед, сгорбившийся под тяжестью рюкзака, а рядом с ним комиссар отряда Димитр Петров — Марии. Петров обратился к партизанам, сказав всего несколько веско прозвучавших слов:

— Товарищи! Может быть, пришло время умирать… Запомните: коммуниста узнают перед лицом смерти!