И матерь их Софья - [14]

Прокофьев. Мамы Веры. Войтюк. Не дождалась она, совсем немного не дождалась... Прокофьев. Ну вот, теперь заплакала. Ураган ты, Войтючка. Войтюк. Петя называет стихийным бедствием.

Прокофьев. Точно. Прав был Заславский: с таким темпераментом надо было тебе в театр идти.

Войтюк. Мой театр - школа. Вера Ивановна меня за руку взяла и привела сюда. На следующий день после суда. А сама собрала свои вещи - и ушла. Я ей предлагала несколько часов оставить, чтобы хоть немножко на людях быть. Отказалась. И больше ни ногой в школу.

Прокофьев. Почему? Войтюк. Может быть оттого, что когда в школу приходили подписи собирать, чтобы тебя... к высшей мере приговорить, многие подписали. Это для нее ударом стало. Прокофьев. Не надо.

Войтюк. Что - не надо? Прокофьев. Ты же хотела мне назвать тех, кто тогда подписался. Не делай этого, пожалуйста.

Войтюк. Но почему? Прокофьев. Ира, для меня важнее то, что ты и Петя свои подписи не поставили. Войтюк. Да о чем ты говоришь? Если хочешь знать, меня все это время совесть мучила.

Прокофьев. Это еще почему? Войтюк. Ну, как же? Не уведи я тогда Петю, - он ведь еще хотел хересу выпить, ничего бы и не случилось. Не сел бы ты тогда на этот треклятый мотоцикл. Прокофьев. Что проку ворошить прошлое, Ирина Леонидовна? Не надо себя корить. Поверь, цепочка под названием "если бы", которая выстроилась в тот вечер, была очень длинной... (После паузы). А вам с Петей я благодарен: за посылки, за то, что сына Николаем назвали, а меня в крестные отцы записали, зато, что все эти пятнадцать лет чувствовал, что есть на свете люди, которым я дорог таким, какой я есть.

Войтюк. (Смущенно). Коля, вот обживешься, увидишь, таких людей очень много. Прокофьев. Так уж и очень?

Войтюк. Но они же есть! Ты в курсе, что "Грозу" мы так ни разу и не сыграли? Прокофьев. Что, и премьеры не было?

Войтюк. Сначала мы решили сыграть, чтобы тебя поддержать. И представляешь, что они тогда сделали?

Прокофьев. Они - это кто? Войтюк. Портнов и компания выпустили афиши, в которых режиссером Смирнова объявили. Представляешь?

Прокофьев. Неужели из-за такого пустяка играть не стали? Войтюк. Для нас это не было пустяком, Коля... Евграфыч даже говорил, что наш спектакль надо заносить в книгу рекордов Гиннеса: его вроде и поставили, а никто не видел.

Прокофьев. Евграфыч жив? Войтюк. Жив, курилка.

Прокофьев. И все над своим эликсиром колдует? Войтюк. Говорит, ждать недолго осталось... Нет, Прокофьев, твои актеры все молодцами оказались. Ну, почти все.

Прокофьев. Ира, опять людей на овец и козлищ делишь? Не надо этого делать. Никого не осудишь - спать будешь спокойнее. Войтюк. При чем здесь осуждение? Я тебя не понимаю. Ведь есть очевидные вещи. Если человек подлец - то он подлец. Возьмем того же Ильина. Прокофьев. А вот его не надо.

Войтюк. А почему? Он сейчас в Москве живет, бизнесмен известный - по телевизору их семью каждый месяц показывают - то его, то Томку. Она ведь у нас народная актриса. Слышал, наверное?

Прокофьев. Слышал. Войтюк. (Будто вспомнив что-то). А ведь ты все верно тогда угадал. Лазукина народная, Шилова - завроно. Да, о чем я говорила? Прокофьев. Слушай, мне пора - на работу идти надо. Войтюк. Как - на работу? Когда ты успел?

Прокофьев. Так я уже неделю в городе. Взял два участка неподалеку от дома, буду теперь их подметать. А по ночам подрядился детский садик сторожить. Войтюк. А как же школа?

Прокофьев. Школа? Родная, я первым делом - в милицию на учет встал. Неужели, ты думаешь, меня Галина возьмет учителем? Если позволишь сторожем поработать - буду и этому рад.

Войтюк. Ты что такое говоришь! Да я до самого верха дойду... Прокофьев. До Портнова, нынешнего вашего мэра? Не знаю, сломался аз грешный или нет, но я сейчас рассмеюсь.

Войтюк. Ты прав... (Звенит звонок). Коля, у меня урок сейчас. Я отменю его. Пошли в учительскую, потом в буфет.

Прокофьев. Нет, нет, мне правда пора. Войтюк. К нам когда зайдешь? Давай, сегодня. Прокофьев. Не возражаю: обо всем и поговорим. Войтюк. А что будешь пить - человек традиции? Прокофьев. Самогонку.

Войтюк. Будет. Свойская. Прокофьев. Ирка, ты меня совсем заболтала. Я ведь книги по истории принес. Мне они ни к чему. Возьмите.

Войтюк. Спасибо, с радостью возьмем. Сейчас я позову Софью Викторовну... кстати, что же я раньше...

Прокофьев. Что раньше? Войтюк. Ничего, сюрприз это. (Кричит в дверь). Кто-нибудь, позовите Софью Викторовну. (Прокофьеву). Сейчас придет. Интересно, узнаешь ты ее или нет. Прокофьев. Ты даже не ураган, ты - торнадо. Войтюк. Слушай, я же тебе про Ильина рассказывала. Прокофьев. Господи!

Войтюк. Нет, ты послушай, толстовец. Прокофьев. Какой я толстовец? Просто хочу ночью спокойно спать. Войтюк. Так вот, он единственный из всего нашего театра, кто подписался тогда за высшую меру для тебя.

Прокофьев. (Удивленно смотрит на Войтюк). Ты... ничего не путаешь? Войтюк. Моя мать на консервном заводе работала, вместе с Ильиным. У них тоже подписи собирали. Она сама видела, как этот... подпись свою ставил. Прокофьев. Может, он не понял, что подписывает. Впрочем, какое это имеет сейчас значение. Бог ему судья...