И каждый вечер в час назначенный... - [50]

К сожалению, Оскара Петровича уже нет, и мое раская­ние, моя ошибка по поводу ненаписанного портрета оста­нутся со мной навсегда...

***

Каждый художник должен обладать определенной сме­лостью, без которой немыслим настоящий талант. Такой смелостью, дерзостью и глубиной мысли обладал, на мой взгляд, уникальный художник Купаловского театра Армен Багратович ГРИГОРЬЯНЦ. Армянин по национальности, он тем не менее прекрасно вписался в «памяркоўную» семью Купаловского театра и с 1962 года являлся главным худож­ником этой сцены.

Высокий, красивый, с какой-то широтой внутренней свободы и восточного темперамента, он притягивал к себе многих людей. Женщины его боготворили. В нем было что- то «барское» в хорошем смысле этого слова. Его меткие выражения и афоризмы приживались в нашем театре («И дым — пожиже, и труба — пониже...»).

Но отбрасывая в сторону лирические отступления, преж­де всего хочется сказать, что практически все свои поста­новки талантливый мастер режиссуры Борис Эрин осуще­ствлял именно с этим художником. Близость их взглядов на проблемы и задачи театра, стремление к ансамблевости в спектакле, стремление через какие-то детали показать глав­ное, сердцевину спектакля и, конечно, редкая сердечная близость режиссера и художника, которые понимали друг друга не с полуслова, а уже с первой буквы,— все это, как говорят, «на выходе» давало уникальные результаты.

Хорошо владея языком живописи и цвета, умело ис­пользуя сценическое пространство, Григорьянц всегда был приверженцем синтеза пластичной выразительности и гар­моничного взаимодействия цветовых соотношений декора­ций и костюма. Армен Багратович придавал костюму очень большое значение. Он скрупулезно подбирал цвет, крой, откуда-то приносил частные детали, которые порой были просто необходимы, а их в нашем театре не было. Он выдумывал интересные дополнительные аксессуары, которые ярче подчеркивали образ, и всегда искал для каждого персонажа что-то свое, отличительное, что еще более оттеняло характер героя.

Последняя работа художника в Купаловском театре — оформление одного из моих самых любимых спектаклей «Гульня з кошкай» И. Эркеня (реж. Б. Эрин, 1976 г.).

Спектакль шел без занавеса. Авансцену «украшала» кушетка и несколько разбросанных предметов, среди кото­рых большую часть занимали альбомы с фотографиями (что для критиков свидетельствовало об определенных претензиях и полном отсутствии вкуса у героини. Но это только для критиков). На всю сцену посередине возвыша­лись четыре огромных «пилона», которые поворачивались, и зритель мог наблюдать то улицы города, то имитацию ресторана, то комнату героини... Все это могло меняться, что очень помогало нам, актерам. При таком оформлении сохранялась некая целостность и компактность спектакля.

Художник любил использовать поворотные круги, а для сохранения единства стиля всегда выбирал определенный материал «одежды» сцены. Это могли быть и белый тюль, и бамбук, и мешковина, и «прозрачный» металл... Последний, кстати, очень органично вписывался в раскрытие внутрен­него содержания поистине уникального спектакля «У мяцеліцу» (реж. Б. Эрин, 1965 г.). Художник ушел от бытового приема и с помощью «прозрачного» металла выявил образ «дома-тюрьмы», что, естественно, придавало спектаклю более сильное звучание.

Очень много внимания Армен Багратович уделял пра­вильному освещению, что в любом спектакле имеет немало­важное значение.

Немалый вклад в составляющее звено «золотого фон­да» лучших спектаклей Купаловского театра внесли талант­ливые художники, которые наряду с режиссерами и актера­ми старались отразить глубинное существо понимания материала. И к числу таких мастеров, бесспорно, принадле­жал Григорьянц. Шутка ли, оформить только на сцене нашего театра 43 спектакля?! И каждое решение сценогра­фии удивляло не только новизной, но и неожиданными поворотами поистине многогранного таланта.

Почему-то хочется вспомнить еще одну ситуацию, свя­занную с именем этого художника. Конечно, все мы люди, и ничто человеческое нам не чуждо. Но тем не менее, как говорил А. Блок, «мелодией одной звучат печаль и ра­дость». Действительно, одной... Армен Багратович полюбил женщину и, оставив свою верную и прекрасную жену Галю, женился второй раз. Но в Центральном Комитете партии были люди, которые, очевидно, полюбили в своей жизни раз и навсегда. И, конечно, художнику не простили, что он посмеп испытать это чувство дважды. Ему не давали квартиры. Долгое время он где-то и как-то ютился, по общежитиям, по частным квартирам, а это было для главного художника Академического театра и неудобно и оскорбительно.

Наступил момент, когда Григорьянц окончательно ре­шил уехать к себе на родину, в Армению, в другом театре его уже ждали с нетерпением. Мы дружно уговаривали; «Арменушка, Вы столько лет с нами работаете, Вы отдали Купаловскому театру столько сердечного тепла, мы все искренне любим Вас, потерпите еще немного, может быть, что-нибудь изменится...»

Он остался еще на какой-то срок. И в это время моя семейная ситуация складывалась таким образом, что свою большую и прекрасную трехкомнатную квартиру я должна была обменять на две поменьше. (К сожалению, в то время мои пути с мужем разошлись.) Войдя в «высшие эшелоны власти», я попросила, чтобы после размена моя трехком­натная квартира досталась лучшему театральному худож­нику — Григорьянцу. Я была счастлива, что все именно так и произошло. Армен Багратович переехал в мою квартиру, но... прожил в ней совсем недолго. Вскоре его не стало.