И это только начало - [14]

Я провожаю ее до машины. На улице холодно, а мы говорим и никак не можем расстаться. Кажется, что слова сотканы из пара и постоянно меняются в предрассветном сумраке. Она вставляет ключ в зажигание и вылезает из машины, чтобы поцеловать меня. В этот миг я могу с уверенностью заявить, что даже наше рапсовое поле, даже проезжающий мимо трактор, даже эти грязные коровы на лугу - все это части неповторимого, радующего глаз пейзажа.

Она уезжает, потом дает задний ход, опускает стекло и говорит что-то о сегодняшней ретроспективе в «Аксьон Кристин»[4], я не все уловил, но когда она сказала, что, если хочешь, после фильма можешь переночевать у меня, я тут же согласился. А как же, я ведь хочу повысить свой культурный уровень.

Я стучусь в фургончик Мартена и говорю отцу, что уже можно вернуться в дом. Пока он там копается, я жарю тосты и завариваю чай. Через большое окно я вижу, как они с Мартеном выходят. Они похожи на заложников, измученных неизвестностью. Ощущение, что они всю ночь просидели за бутылкой и совсем не выспались. Мы втроем сидим и пьем чай. Отец встает, он хочет спать. Мартен тоже встает и долго молча смотрит на него. Отец идет к себе в комнату. Мартен опять садится и допивает чай. Он взъерошивает мне волосы рукой. Он улыбается. Он только что узнал, что отец скоро умрет.

Днем я тащусь на барахолку, где Гортензия с матерью держат ларек. Я с невозмутимым видом разгружаю коробку, в которой привез все, что смог натырить дома: огнетушитель, рубашки, настольную игру, старые шарфики матери, пепельницы, книги покет-бук, электронный микроскоп и даже подписанную фотографию самого Янника Ноа[5] - чтобы получить этот небрежный автограф, в свое время мне пришлось за ним побегать. Но сейчас мне нужны деньги на Париж. У меня мурашки по коже, я хочу преподнести Матильде подарок. На остальное мне начхать. Подходит покупатель в темных очках. Сразу видно, что весь смысл его жизни в коллекционировании. Спрашивает, почем фотка Янника. Я отвечаю, пятьсот, только бы он отвалил, но он тут же вытаскивает деньги и хватает фотку, он и спасибо-то не сказал, даже не посмотрел на обратную сторону, захватанную Янником, который просрал первый же тур Ролан-Гарроса, после чего ушел из тенниса - вполне в его стиле. Чел отваливает. Теряется в толпе. Ну да, ему наплевать на то, как мы когда-то болели за игроков, как переживали из-за их проигрышей, как радовались, если они выигрывали. Ему это по фигу, он коллекционирует. Может, он даже перепродаст мою фотку. Интересно, за сколько? Сколько вообще можно заплатить за фотку? А за подпись? А за воспоминание?

Я сказал Гортензии, что оставлю ей все это добро, а сам пойду спать, потому что устал, потому что быть взрослым, оказывается, не так-то просто.

14

Мы сняли домик в горах. Отец запекает картошку с сыром на открытом огне: «Наконец-то мы все втроем выбрались зимой на природу, прямо как раньше». Но Мартен сильно изменился, в нем мало осталось от прежнего Мартена. А мать теперь ездит по выходным кататься на лыжах в престижный Межев. Без нас, понятное дело. «Мы опять зимой выбрались на природу», - все твердит отец. Темнеет. Первый раз в жизни зимний отдых мне не в радость.

Я звоню Матильде по шесть раз на дню. Если бы это только было возможно, я вживил бы себе мобильник в мозг. Если бы это только было возможно, я бы установил на каждом шагу ретрансляторы мобильной связи и установил бы в голове у Матильды крошечную камеру, чтобы быть в курсе каждой ее мысли, даже самой незначительной.

После еды отец предлагает сыграть в карты. Мартен говорит, что у него болит живот, и идет спать. Я немного выжидаю, покачиваясь взад-вперед, а потом говорю: «Ну, вдвоем играть по-любому не получится». Отец включает телик. Наконец-то я выхожу на улицу. Холодно. На ступеньках лед. Я застегиваю куртку и отыскиваю укромное местечко, где приятно помечтать о любви. Закуриваю.

- Алло.

- Это я.

- Я по тебе соскучилась.

- Я тоже по тебе соскучился, Матильда. Просто жуть, как соскучился.

- Ну так приезжай, если скучаешь. Давай, садись в поезд и приезжай ко мне в Париж.

- Не могу.

- …

- Матильда, осталось всего три дня. Через три дня я приеду.

- Я хочу тебя.

- Я тоже. Я люблю тебя, Матильда. Всем сердцем.

- Анри, я больше не могу говорить, я опаздываю.

- Ты уходишь?

- Да, иду встречаться с друзьями.

- Матильда.

- Что?

- Не клади трубку так сразу.

- Ну хорошо, тогда ты первый.

- Нет, ты.

- Нет, ты.

- Нет, ты.

- Ну ладно, я сейчас тихонько положу трубку. Я люблю тебя.

- Я люблю тебя, Матильда.

- Я тоже тебя люблю.

- Без тебя я умру.

- До завтра, любовь моя.

- До завтра.

- …

- …

- Алло?

- Да?

- Матильда?

- Да?

- Ты еще здесь?

- Да, здесь.

- Так ты меня любишь?

- Да, я люблю тебя.

15

В автобусе к Матильде подошел какой-то незнакомый мне чел, они расцеловались, перекинулись парой слов, потом он вышел, не сводя с нее глаз, а она ему по-дурацки улыбалась. Она не сочла нужным познакомить нас.

- Да ладно тебе, мы столкнулись так неожиданно, я даже и не подумала, вот и все. Перестань, ты еще не в том возрасте, чтобы строить из себя ревнивого мужа.

Матильда, или как тяжко быть женщиной. Бороться с нервными срывами. Не поддаваться усталости. Избавляться от волос, растущих на сорока квадратных метрах кожи. Доводить икры до совершенства пинцетом, дотошно выискивать каждый вросший волосок и немедленно от него избавляться. Продезинфицировать все это дело. Жить с ревнивым мужем, который по возрасту до взрослого недотягивает. С ребенком, который не терпит ни малейшего упоминания о прошлом своей жены. Я начинаю замечать недостатки ее квартиры, где ее бывший ухмыляется мне с каждой фотки, из каждой книги, которую она дает мне почитать. Стоило ей выйти в магазин, как я тут же наткнулся на письмо Паскаля. Просто поверить трудно, до чего этот тип любит писать.