И это называется будни - [14]

— Будешь ходить за мной целый день. Вроде личной охраны. Покажу все свое хозяйство, а там соображай.

Однако руководитель такого беспокойного участка, какой был в подчинении Рудаева — все сталеплавильные и связанные с ним цехи, — далеко не всегда знает, что преподнесет ему тот или иной день. Так получилось и на сей раз. В конверторном цехе, куда зашли прежде всего, пришлось застрять на монтаже второго конвертора. Чертежи не сходились с натурой, надо было найти выход.

Борис вскоре оставил брата, строго-настрого приказав без него в другие цехи не ходить.

Досыта нагляделся Юрий на этот цех. Прохладно тут не было — июнь выдался знойный, — но и жара не ощущалась: всегда можно примоститься под струей воздуха от мощного, чуть ли не метрового в диаметре, вентилятора. Здесь все ходили в касках разного цвета, с разными обозначениями, чтобы проще было отличить, где рядовой рабочий, где бригадир и где мастер.

Попали они в цех в тот момент, когда конвертор наклонился и замер, подставив в жадном ожидании пищи свое раскаленное нутро. Один за другим в него вывалили содержимое нескольких коробов с металлоломом, на глаз тонн двадцать.

«Молох», — подумал Юрий, вспомнив роман Куприна, прочитанный не так давно и тоже вызвавший неприязнь к металлургии.

Едва закончили завалку, как, погромыхивая на стыках расположенных под самой крышей рельсов, подъехал мостовой кран. На гигантских крюках он держал ковш, в который свободно вошла бы целая танкетка. Из него хлынул в горловину конвертора поток жидкого чугуна, и сразу высоко вверх взвился искрящийся букет. В воздухе искры казались угрожающе крупными, мохнатыми, взрывались, как бенгальские огни, а упали на кирпичный, выложенный в елочку пол — и потерялись, превратившись в неприглядные, почти неприметные черные крупинки. Только теперь Юрий, пренебрежительно отнесшийся к каске, уразумел, что его головной убор не украшение и не знак различия, а необходимая защитная принадлежность, такая же необходимая, как шлем танкиста или каска пехотинца во время боя.

Сквозь звездопад искр спокойно прошел молодой, среднего роста паренек, внешность которого как-то не вязалась с окружающей обстановкой. Тонколицый, голубоглазый, гибкий, он выглядел случайным гостем в этом суровом и жестоком мире огня и металла. Но рука его оказалась не по комплекции сильна, когда подал ее Юрию, а голос удивил тяжеловесностью звучания.

— Вы совсем не похожи на брата, — сказал он вместо приветствия и назвал себя: — Евгений Сенин.

— У нас никто ни на кого не похож — все разного года выпуска и разного образца, — сразу почувствовав к нему расположение, отшутился Юрий.

— Мне Серафим Гаврилович жаловался. Внешностью, говорит, ни один в меня не пошел, зато норов… Будто у всех такой, как у него в молодости был.

Юрий рассмеялся, смех его прозвучал надтреснуто, как раскалываемая о дверь ореховая скорлупа.

— У него и в старости норова хватает.

— Что правда, то правда, — согласился Сенин. — Крутоват. Но это скорее достоинство, чем недостаток. Мямля в металлургии долго не задержится — либо сам уйдет, либо его уйдут. У нас как бывает? Все тихо, ладно, потом одна-единственная секунда — и успей поймать ее, чтобы предотвратить беду.

Тем временем шестиметровая груша легко, почти неслышно поднялась, заняла вертикальное положение, и в ее огнедышащий кратер опустилась труба («Толщиной в орудийный ствол», — сразу прикинул Юрий). Внутри конвертора что-то зашумело, из горловины на миг вырвалось пламя и ушло в другую горловину, находящуюся чуть повыше.

— Кислород пустили? — не сдержал любопытства Юрий.

— Да, начали продувку. Что, осматриваешься пока или оформляться будешь в наш цех? — перешел на «ты» Сенин.

— Как тебе сказать… — проговорил Юрий мнущимся голосом.

— Темп здесь быстрый. Каждые пятьдесят пять минут — сто тонн. Порция вроде небольшая, но за сутки… Помножь на двадцать четыре. Скучать некогда. Сейчас, правда, не так хлестко идет, но это, как говорится, болезнь освоения. Вот наберем силу… В мартене ходишь-ходишь около плавки — девятьсот тонн сидят долго, иногда отправляешься домой, так и не выпустив.

— Всякий кулик свое болото хвалит, — недоверчиво заметил Юрий.

— Ну, этот кулик, — Сенин повернул к себе палец, — может объективно сравнивать. Он и в том болоте побывал.

— Попробуй скажи что не так о мартене отцу. С его точки зрения мартен — вершина техники, всей металлургии голова. Он как раз к конверторному производству относится пренебрежительно.

Пока продолжалась продувка, Юрий прошелся по цеху. Просторное, очень высокое здание нисколько не походило на старый приземистый мартеновский цех, который в свое время произвел на него такое гнетущее впечатление.

Работал пока один конвертор, второй только монтировали. Слепяще сверкали огни электросварки, характерным запахом горящего железа был пропитан воздух.

Когда Юрий вернулся назад, конвертор уже стоял наклоненным почти до уровня пола. Длинной ложкой рабочий зачерпнул из него сталь и вылил в стаканчик на полу. В воздухе вспыхнула и сразу погасла мелкозвездная пыль.

— Пробу взяли, сейчас выпускать будем, — объяснил Сенин и отвел Юрия в сторону — не ровен час, как бы не брызнуло.