И бегемоты сварились в своих бассейнах - [11]

Ал познакомился с мадам Туриан в Париже. На следующий день он принял ее приглашение на чашку чаю в отеле «Ритц» и там встретил Филипа.

Алу тогда исполнилось тридцать пять. Он происходил из респектабельного южного семейства и после окончания Виргинского университета переехал в Нью-Йорк, где было больше возможностей для удовлетворения особых сексуальных запросов. Он работал редактором в издательстве, писал рекламные статьи, а чаще вообще не работал. Его старший брат, напротив, обладал честолюбием и трудился без устали. Он частично владел типографией, и Ал вернулся домой, чтобы помочь управлять предприятием с отличными перспективами разбогатеть через несколько лет.

В Париже Филипу было всего двенадцать, и ему очень льстило, что взрослый мужчина тратит на него столько времени, водя в кино, парки и музеи. У матери наверняка возникали подозрения, однако ее прежде всего волновали собственные недуги, которые под напором подсознательной тяги к саморазрушению уже приняли телесную форму: начались проблемы с сердцем и гипертония.

В Париже Ал приходил к чаю почти ежедневно и постоянно уговаривал госпожу Туриан переехать в Америку, где медицинская помощь лучшая в мире. «Кроме того, — добавлял он, благочестиво возводя глаза к потолку, — вы хотя бы окажетесь в родной стране, если, не дай бог, случится худшее».

Когда она призналась, что ее муж торгует наркотиками и женщинами, Ал сжал ее руку. «Вы самая храбрая женщина, которую я знаю!» — воскликнул он.

Впрочем, оказалось, что и сам Туриан обращает взгляды в сторону Нового Света. Масштаб его сделок настолько расширился, что число недоброжелателей, случайных и заслуженных, слишком возросло. Он завел тайные отношения со служащим американского консульства. Само собой, прохождение тягостных иммиграционных процедур его нисколько не привлекало.

Переговоры заняли больше времени, чем предполагалось, и в самом их разгаре мадам Туриан скончалась в Стамбуле. Последнюю неделю она лежала, угрюмо глядя в потолок и словно досадуя на смерть, которую сама приближала столько лет. Подобно тому, кого мучительно тошнит, но никак не может вытошнить, она лежала, не в силах умереть, сопротивляясь смерти как прежде сопротивлялась жизни, онемев от отвращения к любым переменам. «Она будто каменная стала», — вспоминал Филип.

Он прибыл в Нью-Йорк вместе с отцом. Под старость старший Туриан совершенно потерял деловую хватку. Всего через год он попался на передаче двадцати килограммов героина и получил пять лет в тюрьме в Атланте, а штрафы разорили его совершенно. Опекуном мальчика стал родственник Туриана, греческий политик. Филип стащил в почтовом отделении плакат с портретом отца и надписью «Разыскивается» и повесил в рамке на стене своей комнаты.

Как только Филип оказался в Америке, Ал начал регулярно мотаться туда-сюда на самолете. Нью-йоркские уик-энды начинались в четверг и заканчивались во вторник. В один прекрасный день он сообщил Филипу, что бросил работу.

— Ну и дурак, зачем тебе это? — удивился тот.

— Я хочу проводить все время здесь, с тобой, — ответил Ал.

Филип пожал плечами.

— Глупо, по-моему. Как ты собираешься зарабатывать деньги?

На следующее утро я проснулся весь разбитый. Налил себе большой стакан холодного молока, это антидот от морфия. Вскоре почувствовал себя лучше и отправился в контору за новыми поручениями.

Около полудня я оказался поблизости от квартиры Ала и заглянул к нему. Мы пообедали в «Гамбургер Мэри», и Ал рассказал, что случилось прошлой ночью.

Когда он явился в Вашингтон-Холл, чтобы пробраться к Филипу в спальню, ему не позволили подняться в лифте на пятый этаж, потому что там никого не было дома. Таким образом, провалился план забраться на крышу, пока не заперли парадную дверь.

Ал пошел на Вашингтон-сквер и проспал до полтретьего в парке на скамейке, потом вернулся, перелез через решетку на задний двор, подпрыгнул и ухватился за нижнюю перекладину пожарной лестницы. Лестница заскрипела, и не успел он начать подниматься, как из окна высунулась голова негра-лифтера.

— Чем это вы тут занимаетесь?

— Лифты не работают, — объяснил Ал, — а мне нужно повидать друга, вот я и решил подняться здесь, чтобы никого не беспокоить. Вы не могли бы поднять меня на лифте?

— Хорошо, — сказал лифтер, — залезайте. Он помог Алу забраться в окно, но едва тот сделал шаг вперед, как лифтер вытащил откуда-то отрезок стальной трубы, оправленной в резиновый шланг, и внушительно помахал ею.

— Ни с места! Ждите, пока я позову мистера Голдстайна.

Ал остался ждать. Он мог, конечно, и сбежать, но рассудил, что тогда уже не сможет вернуться назад, и решил попробовать договориться.

Через несколько минут явился Голдстайн в засаленном бело-голубом халате с яичными и кофейными пятнами. Тыл его прикрывал лифтер.

— Видите ли, мистер Голдстайн… — робко начал Ал.

Решительным жестом домохозяин заставил его замолкнуть:

— Говорить буду я! Присматривай за ним, Пат.

Лифтер стоял, покачиваясь с пятки на носок и похлопывая стальной дубинкой по ладони. Глаза его светились недобрым огоньком.

— Я просто хотел повидать своего знакомого, — сделал Ал новую попытку.