И аз воздам - [75]

— Шайками?..

— Я заметил, что в Бамберге спокойно по ночам. Тишина, никто не шатается по улицам; убежден, что вполне можно посреди ночи пройти из квартала в квартал неосвещенными улицами и не быть ограбленным. А также до меня доходили слухи о резне, которую кто-то устроил старейшинам бамбергского отребья; да и не только им.

— А-а, — кивнул Хальс, — вот ты о чем… Было дело. Около года назад разгорелась уличная война — подонки устроили передел города. То ли их старики слишком зарвались, то ли кто-то из молодых решил прибрать к рукам все, что те нажили непосильным трудом, деталей не знаю, но и не суть; суть в том, что резня была и впрямь знатная. Трупы находили ad verbum всюду.

— И ни магистрат, ни Официум не вмешались?

— А зачем? — передернул плечами Хальс. — Всякая шваль режет друг друга — и слава Богу, добропорядочным горожанам стало легче дышать. После первой волны смертоубийств на время наступило затишье, а затем — видимо, тем, кто остался, не по душе пришлись те, кто встал во главе после стариков; и пошла вторая волна. Вот с тех пор — ты прав, в городе по большей части тишь да благодать. Изредка что-то происходит, ясное дело, да и кражи не так чтоб совсем прекратились, но такого, как прежде, когда из дома ввечеру носу не высунешь — не стало… Давно ничего серьезного не приключалось, до этой ночи, — со вздохом присовокупил Хальс и, помявшись, уточнил: — Говорят, там то ли императорская любовница сгорела, то ли твоя?

— Кто говорит? — уточнил Курт, и инквизитор неловко пожал плечами, отведя взгляд:

— Слухи… свидетели… Одни говорят, что погибшая была императорской фавориткой, а другие — что ты уж больно ретиво суетился вокруг пожарища и все пытался её живой отыскать, а после остался там до утра и полез в еще дымящийся дом, дабы найти тело… Вот я и предположил. Соболезную, если что.

— Благодарю, — сухо отозвался Курт. — А кто это сделал — свидетели не говорят? Не нашлось тех, кто что-то видел, слышал?

— Кто и что мог увидеть и услышать глухой ночью? — скептически покривился Хальс, толкнув ладонью ворох исписанных листов на столе перед собою. — Вот, куча показаний, и все одинаковые: спал, проснулся от дыма или голосов, или засыпал, но увидел зарево и вышел посмотреть… Как и что случилось — неизвестно. Поскольку дело не рядовое, Гюнтер велел подсобить магистратским; да и мне самому, по чести сказать, не хотелось бы, чтоб впоследствии говорили «Бамберг? А, это тот городок, где императорскую любовницу убили». Или «любовницу Молота Ведьм», даже не знаю, что для дурной славы скажется сильнее…

— Разумно, — холодно заметил Курт, увидев краем глаза, как брезгливо поджала губы ведьма. — Версии есть?

— С версиями я пока обожду, — уклончиво ответил Хальс. — Спешка — она сам знаешь, когда только нужна… Сейчас любое слово может отозваться дурно; ведь я все еще помню, для чего прибыл тот inspector и для чего здесь ты. Болтать при тебе лишнее, сам понимаешь, не хочется — кто знает, какие из моих слов ты после вывернешь против меня, Гюнтера или Официума, а тем паче — после гибели своей женщины. Молва о том, что Гессе Молот Ведьм ничего и никого не любит и ни о чем не страдает, конечно, добрела и до нас, но я не желаю проверять на собственной шкуре, в самом ли деле это так, или это происшествие сдвинуло тебе крышу и лишило здравого взгляда на реальность.

— Логика есть, — равнодушно согласился Курт, ни на мгновение не замявшись, и в глазах Хальса промелькнуло удивление пополам с внезапной неприязнью. — И все же, если будут новости — по этому ли происшествию, по пропаже Штаудта, просто ли вспомнится что-либо, о чем ты мне не сказал — скажи. Где я остановился, ты, полагаю, осведомлен; беспокоить меня можно в любое время.

— Учту, — кивнул Хальс и умолк, выразительно указав глазами на дверь.

— Неприятный человек, — шепотом заметила Нессель, когда дверь эта закрылась за их спинами, и Курт кивнул:

— Согласен, обер-инквизитор из него выйдет отменный.

— Я, вообще-то, сказала не так.

— Так, — серьезно возразил он. — Просто сказала иначе… Или ты рассмотрела в нем что-то?

— Не знаю… — неуверенно выговорила Нессель. — Он как железо. Непробиваемый, плотный…

— Как я?

— Нет, он не скрывает себя; не умеет и, видно, не желает. Просто так он глядится, так ощущается.

— Нам стоит составить ведьмо-инквизиторский словарь, — вздохнул Курт. — Но надеюсь, я понял тебя правильно; и если я понял правильно — наши выводы совпадают, и ты все ж сказала то, что сказал и я. Остается лишь полагаться на то, что мы оба не ошиблись… Будет обидно, если с парнем что-то не так.

— Почему ты спросил его об уличных шайках? Ты что-то узнал, понял что-то? Петер Ульмер сказал — магистрат считает то, что случилось, ограблением, ты с ним не согласен; это как-то связано?

— Пока не могу сказать… Я вчера узнал, что в Бамберг однажды явились какие-то люди, которые вырезали всех, кто представлял собой хоть что-то более-менее серьезное в здешнем преступном сообществе. По виду похожи на наемников; условий не выдвигали, требований не предъявляли, просто перерезали большую часть старшин — и исчезли. Сейчас тут довольно скромно, если сравнивать с иными городами, существуют несколько мелких шаек, которые ни на что серьезное не замахиваются. И примерно в то же время пошла волна арестов Официумом и магистратом простых горожан… Я не знаю, как это связано и связано ли вообще, но единовременность этих двух событий не может не насторожить. К слову, сегодня вечером нам предстоит еще одна встреча с местными подонками; поскольку ты теперь от меня ни на шаг — тебе придется идти со мною.