И аз воздам - [70]

— Не закрывай дверь, — бросил Курт ей вслед, и ведьма, не оборачиваясь, кивнула.

Нессель уснула сразу — сквозь дверной проем было видно, как ровно она дышит; временами дыхание учащалось, на лицо набегала тень, хмурились брови, но через мгновение она успокаивалась, дыхание выравнивалось, и в комнате снова воцарялись неподвижность и тишина, разрываемая лишь доносящимися с улицы голосами. Курт сумел уснуть лишь спустя четверть часа; испытанные приемы, прежде работавшие не один десяток лет, сегодня отчего-то не желали действовать, сон не шел, уличный шум казался втрое более громким, чем был на самом деле, и если обыкновенно погрузиться в дрему мешало скопище мыслей, то сейчас в голове, напротив, звенело гулкое, пустое безмыслие…

Проснулся он так же тяжело, как засыпал, и если б не солнце, подвинувшееся уже к горизонту, Курт решил бы, что сна никакого и не было, что все эти часы он так и лежал, глядя в потолок. Нессель уже не спала — ведьма сидела на своей постели, задумчиво водя гребнем по коротко остриженным волосам, и смотрела на него так, что снова внезапно стало не по себе.

За поздним завтраком ни слова не было сказано о произошедшем этой ночью; Нессель вообще все больше молчала, лишь время от времени бросая на Курта короткие взгляды исподволь, и когда оба уже шли по залитой жарким солнцем улице, он, наконец, не выдержал, устало спросив:

— Что?

— Ты сегодня метался во сне, — пояснила Нессель тихо. — Скрипел зубами и стонал. Я даже проснулась.

— Ночка выдалась неприятной, — согласился Курт, и она нахмурилась:

— Я бы иначе сказала.

— Подумай над тем, что я тебе говорил сегодня утром, Готтер, — напомнил он настоятельно. — Я понимаю, что ты, как и всякая женщина, меня жалеешь, что желаешь мне помочь, и я тебе благодарен за заботу и сострадание; но поверь, этим душекопательством ты сделаешь лишь хуже. И в первую очередь — себе.

— А вот она сделала лучше…

Курт на миг приостановился, глядя себе под ноги, и медленно зашагал дальше, понимая, что не хочет этого спрашивать, но все же спросив:

— Id est?..

— Ты вошел в тот дом, — тихо пояснила Нессель. — Он еще дымился, и под ногами были еще теплые угли, сверху сыпался еще тлеющий пепел — но ты туда вошел… Я остереглась войти, а ты — нет.

Он не ответил, лишь ускорив шаг, когда в противоположной оконечности улицы показалось здание аптеки, и ведьма, вздохнув, умолкла тоже.

* * *

Аптекарь обнаружился в углу просторной комнаты, кажущейся тесной из-за множества этажерок и шкафов; Дитрих Штицль сидел на широком, точно скамья, табурете между двумя распахнутыми окнами и с явным увлечением читал раскрытую почти в самом конце книгу — до задней обложки оставалось всего несколько страниц. На вошедших он посмотрел с раздражением, рывком подняв голову, однако, наткнувшись взглядом на Сигнум на груди посетителя, с готовностью отложил книгу и поднялся навстречу как-то даже слишком поспешно.

— Майстер Гессе! — с преувеличенной радостью отметил он, выходя из своего закутка, и Курт удивленно поднял брови:

— Вы меня знаете?

— Вас все знают, — широко улыбнулся аптекарь, метнув в сторону Нессель заинтересованный взгляд, однако ничего не спросил, лишь широко поведя рукой: — Зачем бы вы ни пришли, я к вашим услугам. Польщен вниманием столь знаменитой персоны.

— Внимание служителей Конгрегации вам не в новинку, насколько мне известно, — заметил Курт, и Штицль нахмурился, чуть отступив назад:

— В каком смысле, майстер Гессе?

— В самом что ни на есть прямом. Ведь к вам регулярно обращается за помощью обер-инквизитор, если я не ошибаюсь? Точнее сказать, обращается его помощник, следователь третьего ранга Ульмер, через которого вы передаете майстеру Нойердорфу некие снадобья, а также вы являетесь в Официум, когда этих снадобий недостаточно и становится необходимым прямое вмешательство лекаря.

— Да… — настороженно согласился аптекарь, снова скосившись на Нессель, молча застывшую спиною к нему, перед этажеркой с травами. — Что-то не так? Я знаю свое дело, и если что-то случилось, то, поверьте, майстер Гессе, я не мог навредить…

— Нет-нет, — возразил он с благожелательной улыбкой. — Ничего не случилось, обер-инквизитор в порядке. Точнее — не так; это я хотел бы спросить у вас, насколько он в порядке и в порядке ли вообще. Alias[48], я хочу знать, что за недуг заставляет его обращаться к вашим услугам.

— О… — проронил Штицль, опустив глаза и внезапно смешавшись. — Но… я не могу обсуждать это с кем бы то ни было, майстер Гессе, простите. Майстер Нойердорф не хотел бы…

— Послушайте, — сухо перебил его Курт, и аптекарь умолк, нехотя подняв взгляд к лицу посетителя. — Вот что я вам скажу. Последние пара дней выдались на редкость нелегкими, и я порядком утомился, в том числе — от долгих разговоров. Сейчас я могу просто взять за грудки Ульмера, помахать перед ним полномочиями, и мальчишка после небольшого нажима расскажет мне всё. Но сами понимаете, медик из него никудышный, посему выданная им информация будет бессистемной, сумбурной и наполовину перевранной, и для того, чтобы ее уточнить, мне придется вновь возвращаться к вам. И поскольку, пусть и отчасти неверная, но информация у меня уже будет, вы мне ее истолкуете, проясните и уточните; id est, так или иначе — я все равно всё узнаю. Давайте же сэкономим нам с вами время, а Ульмеру душевное равновесие. Мне надо знать, чем болен обер-инквизитор и чем это ему грозит.