Хьюстон, 2015: Мисс Неопределённость - [14]

Самые большие газовые сепараторы. Те, в Северном море, выглядят против наших, как творчество школьного кружка «Умелые Ручки», масштаб 1:10.

Самая навороченная буровая вышка. Ну, про манипуляторы я уже говорил. Можно выдернуть из земли семь километров бурильной колонны, ни разу не коснувшись рукой металла. Даже чернорабочие в отсеках для хранения труб используют промышленных роботов.

В серое приполярное небо, наш слонёнок гордо задрал хобот. На высоту двадцатиэтажного дома! Факельная горелка — для сброса некондиционных углеводородов. А хвостов у слонёнка два. Каждый хвостик — труба длиной в двадцать четыре морские мили. По этим трубам летят на берег миллионы кубометров газа.

Я не удивился, что новый вице-президент не понимает разницы между геологическими и извлекаемыми запасами. Если честно, mon ami, многие в верхних эшелонах менеджмента нефтяных компаний не понимают. Кто-то всю карьеру руководил нефтеперегонными заводами или сетями бензоколонок, кто-то выдумывал рекламу, чтобы покупали бензин у нас, а не у конкурентов, кто-то пришёл из финансов, и лишь деньги считал. У меня-то с запасами проблем нет. Я по образованию и опыту — нефтяной геолог, хотя довольно рано ушёл в руководство, проработав в полях всего семь лет.

Чтобы всё было понятно, я объясню тебе, mon ami, как делает гений Вик — на пальцах. Конечно, до уровня Вика мне как до Марса, но попробуем.

В 1985 году, запасы Пинежского были, по оценке P-50, 9,5 триллиона кубических футов. Во Франции мы бы сказали: 270 миллиардов кубометров, но пусть будут футы, раз наша компания использует имперские единицы. Это — геологические запасы. Что есть под землёй. А технически-извлекаемые запасы — что можно из-под земли достать. Так вот, в 1985 году технически-извлекаемые запасы Пинежского были ноль. Совершенно пустой ноль. Разведать месторождение с плавучих платформ можно, а добывать газ — ещё нельзя. Платформы тогда уже стояли по всей планете: от Каспийского моря до Мексиканского Залива, и от моря Северного — до Таиланда.

Однако, Охотское — не Каспийское. И не Мексиканский Залив. Хуже чем в Северном море. Здесь не только жесточайшие шторма, но и плавучие льды. А есть льды и не совсем плавучие. Когда ледяная гора скребёт подошвой по дну моря, где-то на глубине двадцати метров. Мобильная разведочная платформа — снялась и ушла в бухту. Самое худшее: не добурив разведочную скважину. Но добычная платформа — должна стоять и не поддаваться напору льда. А ещё надо придумать, как проложить на берег трубы — те самые многомильные хвостики «слонёнка». Не по морскому дну, как в Северном море, а в глубокой траншее, чтобы первое же ледовое поле-«скребок» не разорвало трубы к чёртовой бабушке.

Но лёд — полдела. Как насчёт землетрясений? В Норвегии можно поставить пятисотметровую «Тролль-Альфа», именно потому, что там не трясёт. А в Охотском море — немножко трясёт ежедневно. Раз или два в год бывает землетрясение магнитуды-шесть. Раз в четыре года — семь. И вероятность удара магнитуды-девять ох как не равна нулю!

Когда я работал на разведочных морских буровых, главным кошмаром было именно землетрясение. Льды опасны, но приближаются медленно. Можно опустить платформу в плавучее положение, вызвать буксиры и уйти в порт до следующего лета. Тихоокеанский тайфун движется куда быстрее льдов, но его засекают с самолётов и спутников. Платформы на пути урагана можно заранее эвакуировать. А вот с землетрясением так не выйдет. Напился сегодня бог Плутон, нажал под землёй волшебную кнопочку. Без всякого предупреждения: удар! У разведочной платформы подламываются ажурные ноги. Выжить в такой ситуации, учитывая, температура воды тут и в июле не превышает пять градусов Цельсия, — просто нереально.

Добычная платформа должна не просто стоять на точке сорок лет и более. При ударе Плутона она должна выдержать. Не должны лопнуть трубы, выбросив в воздух километровые столбы пламени. Не должны разорваться сепараторы, разнеся на мелкие кусочки всё вокруг. Должна чётко сработать автоматика, отсекая трубопроводы и газовые скважины. Да ещё много чего должно сработать правильно, чтоб не сгорела платформа, и не погибли люди.

Технологию добычи нефти в условиях Охотского моря отладили в начале девяностых годов: сейсмостойкие платформы ледового класса с утяжелённым основанием. Тогда нефть добывали с апреля по октябрь. С апреля заполняли ёмкости на платформе, а в июне отступал лёд, и начинали по одному подходить танкеры, забирая добытую нефть. К середине октября, снова платформу сжимали льды, и добычу останавливали. Не возить же нефть вертолётом?

В самом конце XX века отработали технологию прокладки заглублённых трубопроводов под морским дном. Вот только тогда, в 1999, извлекаемые запасы Пинежского скакнули с полного, бесполезного нуля до… Да, а до чего они скакнули? Чего тут думать, mon ami. До геологических запасов, то есть 9,5 триллиона кубических футов, P-50, разве нет?

Нет! С нашей, самой-самой в мире, платформы — можно пробурить всего двадцать четыре скважины. А чтоб добыть 9,5 триллиона футов, до последней молекулы метана, тебе понадобится… Ах! Тысяча двести дырок в земле. Или даже больше. Нету таких платформ пока. Не придумали ещё, и вряд ли придумают.