Хват - [2]

-- Майская погода,-- любезно сказал Константин,-- а тут все еще топят.

Она подняла бровь и ответила: "Да, жарко, я смертельно устала. Мой контракт кончился, я теперь еду домой. Все меня угощали, буфет на вокзале первосортный, я слишком много выпила,-- но я никогда не пьянею, а только чувствую тяжесть в желудке. Жить стало трудно, я получаю больше цветов, чем денег, и теперь я буду рада отдохнуть, а через месяц новый ангажемент, но откладывать что-либо разумеется невозможно. Этот толстопузый, который сейчас вышел, вел себя неприлично. Как он на меня смотрел. Мне кажется, что я еду давно-давно, и так хочется скорей вернуться в свою уютную квартирку, подальше от всей этой кутерьмы, болтовни, чепухи".

-- Позвольте вам предложить,-- сказал Костя,-- смягчающее вину обстоятельство.

Он вынул из-под себя обшитую пестрым сатином, прямоугольную, надувную подушечку, которую всегда подкладывал во время своих твердых, плоских, геморроидальных поездок.

-- А вы сами? -- спросила дама.

-- Обойдемся, обойдемся. Попрошу вас привстать.Пардон. Теперь сядьте. Не правда ли мягко? Эта часть особенно чувствительна в дороге.

-- Благодарю вас.-- сказала она.-- Не все мужчины так внимательны. Я очень похудела за последний месяц. Как хорошо: прямо как во втором классе.

-- У нас, сударыня, галантность -- врожденное свойство. Да, я иностранец. Русский. Раз было так: мой отец гулял по своему поместью со старым приятелем, известным генералом, навстречу попалась крестьянка -- старушка такая с вязанкой дров,-- и мой отец снял шляпу, а генерал удивился, и тогда мой отец сказал: "Неужели вы хотите, ваше превосходительство, чтобы простая крестьянка была вежливее дворянина?"

-- Я знаю одного русского,-- вы наверное тоже слыхали,-позвольте, как его? Барецкий... Барацкий... Из Варшавы,-- у него теперь в Хемнице аптекарский магазин... Барацкий... Барецкий... Вы наверное знаете?

-- Нет. Россия велика. Наше поместье, например, было величиной с вашу Са-ксонию. И все потеряно, все сожжено. Зарево было видно на семьдесят километров. Моих родителей растерзали на моих глазах. Меня спас наш верный слуга, ветеран турецкой кампании...

-- Ужасно,-- сказала она,-- ужасно.

-- Да, но это закаляет. Я бежал, переодевшись крестьянкой. Из меня вышла в те годы очень недурная девочка. Ко мне приставали солдаты... Особенно один негодяй... Случилась, между прочим, пресмешная история.

Рассказал эту историю. "Фуй",-- произнесла она с улыбкой.

-- Ну, а потом -- годы скитаний, множество профессий. Я, знаете, даже чистил сапоги,-- а во сне видел тот угол сада, где старый дворецкий при свете факела закопал наши фамильные Драгоценности... Была, помню, сабля, осыпанная бриллиантами...

-- Я сейчас вернусь,-- сказала дама.

Вернувшись, она снова опустилась на не успевшую остыть подушечку и мягко скрестила ноги.

-- Кроме того, два рубина -- вот таких, акции в золотой шкатулке, эполеты моего отца, нитка черного жемчуга...

-- Да, многие теперь разорились,-- заметила она со вздохом и продолжала, подняв, как давеча, бровь: "Я тоже много чего пережила... Я рано вышла замуж, это был ужасный брак, я решила -- довольно! буду жить по-своему... Я в ссоре с родителями вот уже больше года,-- старики, ведь, молодых не -понимают,-- и мне это очень тяжело,-- прохожу, бывало, мимо их дома и мечтаю -вот войду, а мой второй муж теперь, слава Богу, в Аргентине, он мне пишет такие удивительные письма, но я к нему никогда не вернусь. Был еще человек,-- директор завода, очень солидный, обожал меня, хотел, чтобы у нас был ребенок. Его жена тоже такая хорошая, сердечная,-- гораздо старше его,-- мы все были так дружны, летом катались на лодке, но они потам переехали во Франкфурт. Или вот актеры,-- это прекрасные, веселые люди,-- и все так по-товарищески, и нет того, чтобы сразу, сразу сразу...

А Костя между тем думал: знаем этих родителей и директоров. Все врет. А очень недурна. Груди, как два поросеночка, узкие бедра. Видно, не дура выпить. Закажем, пожалуй, пива.

-- Ну, а потом повезло, я разбогател чрезвычайно. Я имел в Берлине четыре дома. Но человек, которому я верил, мой друг, мой компаньон, обманул меня... тяжело вспоминать. Я разорился, но духом не пал, и теперь опять, слава Богу, несмотря на кризис... Вот кстати я вам кое-что покажу, сударыня...

В чемодане с роскошными ярлыками находились (среди прочих продажных предметов) образцы моднейших дамских зеркалец (для сумок). Зеркальце не круглое и не четырехугольное, а фантази,-в виде, скажем, цветка, бабочки, сердца. Принесли пиво. Она рассматривала зеркальца и гляделась в них; по стенкам стреляли световые зайчики. Пиво она выпила залпом, как солдат, и стерла пену с оранжевых губ тыльной стороной руки. Костенька любовно уложил образцы в чемодан и поставил его обратно на полку. Ну, что ж,-- приступим.

-- Знаете,-- я на вас смотрю, и все мне сдается, что мы уже встречались когда-то. Вы до смешного похожи на одну даму,-она умерла от чахотки,-- из-за которой я чуть не застрелился. Да, мы, русские, сентиментальные чудаки, но поверьте, мы умеем любить со страстью Распутина и с наивностью ребенка. Вы одиноки, и я одинок. Вы свободны, и я свободен. Кто же может нам запретить провести вдвоем в укромном месте несколько приятных часов?