Хват Беллью. Хват и Малыш - [79]

— Ты сделаешь большую ошибку, если вернешься, — сказала она. — Я… И только дикарка, и я боюсь мира. Но больше всего я боюсь за тебя. Вышло так, как ты говорил мне. Я люблю тебя большие, чем себя. Нет слов, чтобы выразить, что творится в моем сердце — оно пылает ярче этих звезд. Разве я могу рассказать тебе об этом? Вот мое сердце — смотри.

Она сдернула с него рукавицу, просунула его руку к себе под шубку и положила на сердце. Все сильней и сильней она прижимала его руку. И он в тишине услышал биение, биение ее сердца, и понял, что каждый удар — любовь. Она медленно отстранилась от него и, продолжая держать его за руки, пошла к тайнику. Он не мог сопротивляться. Казалось, что его влечет само сердце, то самое сердце, биение которого он чувствовал на своей ладони.

XI

Наст, покрывший за ночь талые снега, был так прочен, что их лыжи быстро скользили вперед.

— Тайник здесь, за деревьями, — сказала Лабискви Киту.

Но в следующую минуту она схватила его за руку и остановилась в изумлении. Перед ними весело плясало пламя небольшого костра, a у костра на корточках сидел Мак-Кэн. Лабискви что-то пробормотала по-индейски.

— Я боялся, как бы вы не удрали без меня, — сказал Мак-Кэн, и глаза его лукаво блеснули. — Я все время следил за девушкой, и когда она притащила сюда лыжи и провизию, я тоже приготовился. Костер? Не беспокойтесь, он не опасен. Лагерь спит и похрапывает, а дожидаться вас мне было холодновато. Ну что ж, отправимся?!

Лабискви растерянно взглянула на Кита, но живо овладела собой и заговорила. В словах ее зазвучала решимость человека, не привыкшего полагаться на других.

— Мак-Кэн, вы — собака, — прошептала она, и в глазах ее вспыхнул дикий гнев. — Я знаю, что вы подымете весь лагерь, если мы не возьмем васс собой. Отлично. Мы вынуждены вас взять. Но вы знаете моего отца. Я такая же, как он. И вы будете исполнять свою долю обязанностей. Я заставлю вас слушаться А если вы выкинете какую-нибудь гадость, вам придется раскаиваться, что вы пошли с нами.

На рассвете они были среди холмов, которые лежали между равниной и горами. Мак-Кэн предложил сесть и позавтракать, но они продолжали итти. И только когда после полудня растаял наст и лыжи стали проваливаться, они сделали первый привал.

Лабискви рассказала Киту все, что знала об этой местности, и объяснила, как она собралась обмануть погоню. Отсюда было только два выхода — один на западе, другой на юге. Снасс немедленно отправит молодых воинов стеречь эти два прохода. Но на юге есть еще один проход. Правда, он доходит только до половины хребта, а там сворачивает на запад и, миновав три перевала, выходит на главную тропу. Но, не найдя их следов на троне, индейцы решат, что беглецы направились западным проходом и вернутся назад. Им и в голову не придет, что Кит и Лабискви рискнули пойти самой длинной дорогой. Оглянувшись назад на тащившегося позади Maк-Кэна, Лабискви вполголоса сказала Киту:

— Он уже жует. Это нехорошо.

Кит оглянулся. Ирландец тайком грыз мясо карибу, выкраденное из вверенного ему мешка.

— Между привалами не есть, Мак-Кэн! — приказал он. — В горах нет дичи, мы разделили всю провизию на равные порции.

К часу дня наст растаял, и лыжи стали проваливаться. Был устроен привал, и они впервые закусили после побега. Кит оглядел припасы. Мешок Мак-Кэна глубоко огорчил его. Ирландец набил свой мешок таким множеством серебристых лисьих шкурок, что для мяса в нем оставалось совсем мало места.

— Я не знал, что захватил их так много, — оправдывался он. — Я укладывался в темноте. Их можно будет продать за хорошие деньги. Но у нас есть ружья, и нам еще будет попадаться дичь.

— Мы попадемся волкам, — в отчаянии проговорил Кит, а Лабискви гневно сверкнула глазами.

Кит высчитал, что, если они будут экономны — пищи хватит на месяц. Лабискви настаивала., чтобы ей разрешили тащить треть поклажи. Кит долго спорил, но, в конце концов, принужден был уступить.

На следующий день по руслу ручья они во шли в широкую горную долину, — Снег здесь был мягкий, и они по пояс проваливались в него, пока не выбрались на более твердую поверхность горного ската.

— Еще десять минут, и мы бы на всю ночь застряли в рыхлом снегу, — сказал Кит, когда они остановились отдохнуть на голой вершине холма.

Но Лабискви безмолвно указала вниз, на открытую полянку между деревьями. На середине ее он увидел пять темных точек, медленно двигавшихся вперед.

— Индейцы — сказала Лабискви.

— Они проваливаются по пояс, — сказал Кит.

— Сегодня им уже не выбраться на твердую дорогу. У нас есть в запасе несколько часов. Идемте, Мак-Кэн. Поторапливайтесь. Мы не будем есть, пока сможем итти.

Мак-Кэн вздохнул, но в его мешке уже не было сала карибу, и он угрюмо поплелся за ними. Они достигли новой долины, расположенной выше предыдущей. Здесь наст держался до трех часов дня, а в три часа им удалось выбраться в тенистое место, где уже успел образоваться новый наст. За все это время они остановились только раз, для того чтобы достать и съесть отобранное у Мак-Кэна сало. Оно сильно промерзло, и есть его можно было только отогрев на костре. Но костра они не разводили, крошили сало на зубах и заполняли им мучительную пустоту в желудке.