Хуже всех - [18]

Андрей поставил мотоцикл на то же место и тем же маршрутом проследовал в свой КУНГ, я – за ним. Мы сели за столик, выпили по рюмке, и не успел я еще задать свои вопросы, как он начал рассказ.

– Пару лет назад служил я на одной небольшой бербазе финансистом и горя не знал. Но однажды случилась комплексная проверка нашей лавочки с полной ревизией всех складов и материальных енностей. Я-то был за свой участок спокоен, но командир трясся от страха и хорошего не ждал. Вызвал он меня и попросил найти средства для достойной встречи комиссии. Вино там, шашлыки, баня и прочие радости жизни. Мужик он был неплохой, и мне очень хотелось ему помочь…

Взгляд капитана прошелся по помещению и задумчиво уперся в мое лицо. Я готов был поспорить, что он меня не видит. Где-то вдалеке заливисто залаяла собачонка, ей ответил целый кобелиный хор, и только эти звуки вернули Андрея к реальности.

– Придумал я одну хитрость, – продолжил он и закурил. – Дело в том, что при бербазе давным-давно существовала какая-то лаборатория по контролю не то аккумуляторов, не то электрорегуляторов…

Мой собеседник поднялся с места, открыл дверь КУНГа. На берегу было совершенно темно. Ночь была безлунной.

– Давай прогуляемся к берегу, – предложил он. – Никому еще все это не рассказывал. В процессе ходьбы из меня легче слова выскакивают… Не торопясь, ориентируясь по шуму волн, мы направились к береговой черте.

– На чем это я остановился? Да, лаборатория. Важно то, что она была только на бумаге, а сократить ее все время забывали. Вот я и предложил командиру укомплектовать лабораторию, но не мертвыми душами, как у Гоголя, а увольняющимися в запас матросиками. Мол, на сверхсрочную мы их якобы оставили, а документы продублировали. С ребят взяли подписку о готовности служить у нас при экстренной необходимости сверхсрочниками и о сохранении в тайне такой договоренности. Ибо, как известно, американцы спят и видят, как бы нас объявить милитаристами, наращивающими численность военных рядов…

Накатывающиеся на берег водяные холмы выбрасывали к нашим ногам клочья пены, фосфоресцирующие во тьме. Происходящее казалось каким-то нереальным. События последних дней и наши разговоры виделись малозначительными. Более важной казалась судьба выброшенных на песок медуз, растекающихся по суше, ежесекундно теряющих свою элегантную форму.

– Матросы, – продолжал капитан свое повествование, – уволившись, разъехались по домам, но по бумагам вроде бы продолжали служить. Средства на достойную встречу комиссий появились. Даже с избытком. Мы реализовали еще штук пять весьма прогрессивных идей. Но нельзя себя считать умнее всех…

За все время его рассказа я не проронил ни слова. Но теперь Андрей уставился на меня, ожидая, видимо, какой-то реакции. Я трижды кивнул и хмыкнул. Этого оказалось достаточно, и он продолжил.

– Один из московских военкомов умудрился проследить по бумагам несколько любопытных ниточек и взял меня в оборот. Вместо пребывания в уютной двадцатиместной камере, он предложил организовать при моем активном участии отдельную режимную часть. Для изыскания финансовых средств в высших интересах. Каких? Клянусь – не знаю. Всех наших сотрудников ты уже видел. Семен – очень темная лошадка, я его опасаюсь. Мичман – добрый парень, но ему в рот смотрит…

Мне тоже очень хотелось обругать Семена Ефимыча, но я сдержался и ограничился повторным одобрительным хмыканьем. А он резюмировал:

– Рассказал тебе это потому, что побаиваюсь за свою судьбу. Знаешь, что? Отдам я тебе один конвертик, а ты его только тому покажешь, кто тебе предложит виски морсом запить.

Он хихикнул, а я кивнул.

– Своим родным рассказать стыдно, – капитан насупился, – а ты и так почти все знаешь. Я тебя за КУНГами сразу приметил. Но на особиста, кажется, ты не похож. Из любопытства, что ли, или как?

– Ага, – вылетел из меня универсальный ответ.

– Так согласен взять конвертик? А я тогда на все вопросы отвечу.

– Согласен. А почему МОРС? – задал я свой первый вопрос.

– Это просто. Помнишь, из какой ягоды морс делается? Знаешь, наверно, что означает «развесистая клюква». Я сам придумал расшифровку: многоцелевой… и так далее.

– А почему сорок второй? – меня радовала и настораживала открытость собеседника.

– Размер моей обуви… – он усмехнулся.

– Да уж… И куда вы теперь со своим МОРСом? – осторожно подбирался я к самому главному.

– Полная смена названия, позиции, дислокации и всех параметров. С сегодняшнего дня МОРСа больше нет на ЧФ. Скорее всего, он передан во флотилию, а там уже расформирован. Где он возродится – не знаю, и тебе лучше не знать…

«Язык», казалось, ничего не скрывал, только не было ли здесь подвоха?

– Почему ты не смоешься? – я взял капитана за локоть. – Неужели невозможно? Давай, что-нибудь придумаем, может, я помогу.

– Дурные привычки появляются быстро, а избавляться от них приходится долго. У меня есть сейчас все, что пожелаю. – Он явно играл на публику. – Люблю виски, хороший табак, мотоциклы и веселых подружек. Кроме того, где-то на меня наверняка заведено дело… И как ты предлагаешь его закрыть?

Нет, подумалось мне, на «Подвиг разведчика» это явно не тянет. Совсем другие коллизии. Из классики ближе всего к «Золотому теленку». Андрей со своей компанией изображают Корейко А. И., а Остап Ибрагимович сидит в столие, пасет этих гусей и командует парадом. Хорошо, что они от меня отказались. А то пришлось бы работать Шурой Балагановым, что, понятно, не очень-то хотелось.