Хутор Гилье. Майса Юнс - [36]

И только одна Ингер-Юханна смеялась и весело болтала с судьей, Хурном и полковым врачом еще до того, как во время обеда был сломлен лед официального приема.

Правда, мать, которая сидела на кушетке и была, казалось, всецело поглощена беседой с госпожой Бринкман, настороженно поджала губы. Она знала, что потом будут говорить за глаза о ее дочери…

Во время обеда общество заметно оживилось — угощение было обильным, гости утолили голод, и постепенно усталость от путешествия сменилась хорошим настроением. Все одновременно и весьма оживленно разговаривали друг с другом и к концу обеда даже затянули песню.

Общество долго сидело за столом, но вот скрип отодвигаемого стула судьи послужил сигналом к тому, что пора встать.

После обеда толстый фогт, придя в прекрасное расположение духа, с сияющим видом потребовал свою дань, как хозяин: каждая молодая дама должна была его поцеловать.

Мужчины с чашечками кофе в руках разбрелись кто куда: одни остались в прохладной прихожей, другие уселись на лестнице, третьи, не выпуская трубок изо рта, принялись расхаживать по двору. Дамы пили кофе в гостиной.

Судья о чем-то горячо спорил с фогтом, а капитан, красный и разгоряченный, вышел во двор, чтобы освежиться.

К нему подошел полковой врач и похлопал его по плечу:

— Фогт нынче вина не пожалел — выпили мы изрядно.

— Эх, трубочку бы сейчас! Покурить бы да выйти проветриться…

— Друг, да трубка же у тебя в руке…

— Ну да! Верно, но пустая…

— Да ведь ты только что ее набил!

— Я? Набил? Ах да, в самом деле, набил! Но огня нет, понимаешь, огня!

— Знаешь что, Йегер, Шарфенберг уже поднялся наверх и лег соснуть.

— Да, да… Но вот с Буланым ты меня здорово надул!

— Да что ты, Петер! Твой глодун прогрыз у меня чуть ли не всю стену в конюшне… А знаешь, мадера была крепкая.

— Послушай, Рист. Моя дочка Ингер-Юханна…

— Да, Петер. Я нимало не удивляюсь, что ты сам от нее без ума. Она может вскружить голову и не такому человеку, как ты…

— Она изумительно… изумительно хороша! — сказал капитан, и голос его дрогнул — так он был растроган.

Не медля больше, оба вояки отправились размеренным шагом на второй этаж, в одну из комнат, приготовленных гостям для отдыха.

Длинный, как каланча, судейский асессор тихо стоял в прихожей с чашкой кофе в руке, неуклюже прислонившись к косяку. Он думал о том, заметили ли другие его состояние. Он только что был в гостиной, где дамы пили кофе и попытался завязать беседу с фрекен Йегер.

— Вы давно уже вернулись домой, фрекен Йе-гер?

— Недели три назад.

— Долго ли ду-маете здесь еще оставаться?

— До конца августа.

— Не скучаете по сто-лице?

— Нет, нисколько.

Ингер-Юханна отвернулась от него и заговорила с матерью. Эти вопросы ей сегодня уже задали все мужчины!

У дверей стоял элегантный, подтянутый кандидат Хурн; он наслаждался крепким кофе… и неудачей асессора. Он сам ждал случая подойти к Ингер-Юханне, однако перед ним возникло непреодолимое препятствие в виде славящейся своей начитанностью жены судьи, которая завела с девушкой разговор о французской литературе, а в этой области он, увы, не чувствовал себя достаточно сильным.

Фогт предложил дамам выйти на крыльцо, чтобы поглядеть, как молодежь будет играть в горелки, и все общество высыпало во двор.

Мадам Силье сидела, развалившись на стуле. После сытного обеда она была прекрасно настроена и от души веселилась.

— Не догнал, не догнал! В следующий раз вам придется постараться, асессор, — смеялась она, наблюдая, как все его попытки догнать Ингер-Юханну не увенчались успехом. — Эта красивая девушка стоит того, чтобы поднатужиться…

Фру Шарфенберг, заявив, что на крыльце сквозит, вернулась в прихожую, где сидела, закутавшись в шаль, всегда недомогающая супруга фогта, и не смогла удержаться, чтобы не выразить ей и жене судьи свое полное неодобрение свободных манер этой молодой девицы, которая бегает так, что даже чулки видны.

— Конечно, мадам Силье находит это вполне пристойным, — язвительно продолжала фру Шарфенберг, — она ведь сама не раз в одной сорочке убирала сено с другими крестьянскими девками — до того еще, как лавочник взял ее в жены.

Как только госпожа Йегер смогла подойти к дочери, она испуганно шепнула ей:

— Дитя мое, ты не должна так быстро бегать. Это нехорошо. Пусть тебя лучше поймают.

— Чтобы меня поймал асессор? Ни за что на свете!

Мать вздохнула.

Так, в играх, прошло время до чая, к которому собрались все, в том числе и мужчины, исчезнувшие после обеда, чтобы прилечь. Они хорошо выспались и теперь были готовы сыграть партию в бостон, которая, как правило, затягивалась допоздна.

— Йёрген! Где Йёрген?

Мальчик явился на крик. Он был бледен, на лбу у него выступил холодный пот, но шел он бодро, стараясь придать своему лицу невозмутимое выражение. Все это время он вместе с судебным исполнителем втихомолку курил, закрывшись в кабинете фогта.

После ужина судья, капитан, фогт и адвокат снова сели за карты. Играли очень азартно, но неровно.

В соседней комнате, в обществе дам, волновалась мать: капитан, видно, совершенно забыл, что пора уезжать, — ведь им до дому дальше всех, а уже около десяти часов вечера! Тщетно старался фогт уговорить фру Йегер переночевать у них. Она решительно отказалась принять это любезное приглашение под предлогом, что Йегеру по ряду причин совершенно необходимо оказаться завтра утром дома.