Хутор Гилье. Майса Юнс - [101]
Духота, безлюдье, тишина…
Но по вечерам город оживал, народ устремлялся в театр в Клингенберге смотреть Гурли!.. Публику, оставшуюся на лето в столице, охватила прямо какая-то лихорадка, все сходили с ума по Гурли, и театр каждый вечер был битком набит обливающимися потом зрителями в соломенных шляпах, плотно сидящими до самых дверей, которые оставляли открытыми настежь, чтобы хоть немного проветрить душный и жаркий зал. Всякий раз, когда занавес опускался, гремели бурные аплодисменты, актеров беспрестанно вызывали, и на сцену дождем летели цветы, а потом шумный поток возбужденно разговаривающих, оживленных людей, мечтавших хоть о глотке свежего воздуха, растекался по аллеям парка…
С каждым вечером лихорадка эта распространялась все дальше и дальше; чтобы посмотреть Гурли, публика съезжалась и по морю и по суше, оставляя загородные виллы и дачи…
Днем Майса работала у Антунисенов; духота у них была невыносимая; печь в пекарне заливала жаром весь двор, так что даже в дальней комнате, за булочной, Майса задыхалась от зноя. Вдобавок квартира выходила на солнце! Оно так и било в стекла; спасаясь от него, приходилось завешивать окна наглухо, и тогда в комнате становилось совсем темно.
И все же Майса радовалась, что теперь, когда все заказчики разъехались, ей удалось найти хотя бы такую работу. Летом это было не просто. Зимой ей повезло: почти каждый день был занят. Но начиная с июня Майса беспрерывно думала о том, как свести концы с концами; день за днем ей приходилось сидеть без дела и пробавляться шитьем, которое она могла взять домой. Заработок это приносило не бог весть какой. Наскрести работу так, чтобы хватило на целый день, удавалось с трудом; ей пришлось даже залезть в долги у булочника и в лавке. Еще счастье, что ей отпускали в кредит.
Последние две недели она сидела на хлебе да на кофе, пока не встретила мадам Антунисен и та не пригласила ее шить. Мадам Антунисен еще с рождества смотрела на нее косо за то, что тогда Майса отказалась работать у них.
А до чего приятно было снова оказаться в доме с достатком! Она приходила туда в восемь утра, когда в тени еще было прохладно, и к кофе ей подавали свежие горячие булки, а в магазине то и дело раздавались звонки. Но через некоторое время от благословенной печи, вокруг которой всю ночь хлопотали пекарь и его подручные, становилось жарко.
Все мысли и разговоры в этом доме вертелись вокруг того, хорошо ли поднимается тесто. В те дни, когда хлеб не удавался и бывал сырой, или с закалом, или разваливался, Антунисен выходил из себя: он кричал и грозился рассчитать своего помощника, который, по его словам, хотел его погубить, а ребятишкам, попадавшимся ему под руку, доставались подзатыльники.
Майсе пришлось держаться очень смиренно, чтобы вернуть расположение мадам Антунисен, но другого выхода у нее не было, — хочешь иметь деньги, не побрезгуй и унизиться.
Деньги же ей были очень нужны — ведь она собиралась ходить с Хьельсбергом в Клигенберг, а для этого надо было покупать перчатки и всякие украшения, чтобы выглядеть прилично.
Ужас, как приходится постоянно изворачиваться и выкручиваться из-за этих денег! Но старую шляпку уже нельзя носить, сколько ее ни чисти, ничего не помогает…
Она попросила мадам Антунисен заплатить ей за четыре дня вперед. Но выполнят ли ее просьбу, зависело от Антунисена — от того, в каком он будет настроении, а настроение его зависело от теста. Только бы он снова не сыпал проклятиями, что его разорили.
Сегодня Майса еще не видела Антунисена, а булки, поданные к кофе… Она с сомнением разглядывала их, не зная, к какому заключению прийти — как будто они не сырые, но и не слишком рассыпчатые. Видно, тесто не особенно удалось. Что-то будет!
Из-за жары все в доме ходили налегке. Вот в комнату, отдуваясь, вошел раскрасневшийся, потный Антунисен и принялся вытирать платком лицо и шею. Видно, быть грозе. Так она и подумала, попробовав булки…
Но нет, он в отличном настроении! Голос веселый. Ну, конечно же, теперь она ясно видит: хлеб удался на славу…
В это лето Майса бывала в театре каждый раз, когда у Хьельсберга появлялись билеты. А однажды в воскресенье вечером они встретились на пристани и на лодке отправились к Грёнлиену и Экебергу. С тех пор он твердил, что им нужно совершить прогулку к озеру Маридалсванне.
