Хунну и Гунны - [14]
При изложении истории Нейман высказался за то, что истинное имя страшных кочевников было Хунь–ё, все же прочие — переделки этого названия. Мы не понимаем, как ругательное слово Хунну могло вытеснить народное имя и при том, если оно действительно вытеснило его, то у кого — у китайцев или у самих Хунь–ё? Что Китайцы могли употреблять его вместо настоящего — с этим мы можем согласиться, но принятие его самими кочевниками отрицаем. Трудно определить, к какому имени из сообщенных летописями всего ближе истинное имя народа. Вряд ли народ будет называть себя лукоедами или проданными рабами. И то, и другое должно быть переделками.
Сходство гунских и хуннуских обычаев в описаниях византийских и китайских авторов объясняется общими кочевыми условиями жизни. На сходстве обычаев для доказательства тожества народов, как мы уже говорили, основываться нельзя.
Мы вполне согласны, что китайцы были ближе к этим народам по расе, чем жители Европы, и что китайцев поражал вид народов кавказской расы, но заметим, что Нейман очень ошибался, принимая Турков за представителей кавказской расы[25]. Известия, которыя он приводит из китайских летописей о наружности Турков, относятся не к ним. Очевидно Нейман имел в виду сообщение «Истории северных дворов» и Ма–дуань–линя, что видно и из его ссылки. Но тут идет дело не о Турках, а об Арийцах[26].
Мы не можем также согласиться с этим учёным относительно предпочтения классификации по физическому типу и таким образом поставить на второе место лингвистическую классификацию. В этнографии в настоящее время придаётся языку не менее, если даже не более важное значение. Видимо знакомый с доводами Клапрота Нейман считал возможным видеть в гунском языке финския слова, но продолжал считать эти народы совершенно различными. Теперь однако Финны и лингвистически, и физически причисляются к тому же племени, к которому принадлежат Турки, Монголы и Тунгузы.
В изложении исторических фактов Нейман, так же как Иакинф, и по нашему мнению вполне справедливо, считал временем главного переселения Хунну на Запад конец 1–го века по P.X. Трудно однако сказать, откуда он взял определение местоположения страны Юе–бань. Относительно отожествления её с Угорской землей Нейман высказал только предположение без всяких доказательств. Изменением слова Эйлюзия Юе–бань не могло быть, во первых потому, что это греческое слово, которого, быть может, не знали даже туземцы, а во–вторых потому, что между словами Эйлюзия и Юе–бань нет ничего общего. Только этот исследователь и Дегинь думали, что страна Юе–бань находилось западнее Кан–гюя. С этим однако нельзя согласиться на том основании, что китайские летописи точно указывают местоположение Юе–баня — страна эта лежала к востоку от Кангюя (киргизские степи) и к западу от У–суня (Дзунгарии). Поэтому Юе–бань скорее всего соответствует Тарбагатайскому округу и областям, расположенным южнее его[27].
Если нельзя ничего сказать против мнения Неймана относительно этнического состава Гуннов, как смеси всевозможных народов и племён, то нельзя согласиться с производством слова Турк от слова Туран. Ведь Туранцы были арийцы, родственные Иранцам, а вовсе не Турки[28]. Вот почему Туран — страна арийская и термин «туранская раса» есть термин нелепый. Своеобразно мнение Неймана относительно происхождения Ту–гю от Хунну. Не будучи уже в состоянии разделять воззрений Шмидта и Иакинфа относительно монгольского происхождения Ту–гю, он признал их Турками и думал, что они не этнически, а политически произошли от Хунну, т.е. что государство Ту–гю возникло на развалинах государства Хунну. Если бы это было так, то китайские летописи называли бы все государства и народы, возникшие на развалинах Хуннуской империи — потомками Хунну. Этот однако нет. Только Ту–гю и Гао–гюй называются потомками Хунну[29]. Он видимо не признавал существования турецкого языка в северо–восточной Азии до появления Ту–гю, так как он выразил мнение, что Турки, бывшие под властью Хунну, даже говорили на языке этих последних. Однако это ничем не доказано. Дальше мы приведём соображения других исследователей этого вопроса и наши собственные в пользу того, что Ту–гю нужно считать соплеменниками Хунну.
Изложив мнения Неймана и разобрав их, я должен сказать, что в причислении его к теории монголизма не все согласны. Именно, Семёнов называет его одним из новейших авторов, которые «возвращаются мало по малу к прежнему мнению о тожестве Гуннов и Хунну, не возобновляя конечно уже оставленной гипотезы о соплеменности Хуннов с Монголами» (Риттер, Землеведение Азии, т. I, СПБ., 1850; стр. 631). В опровержение этому можно привести слова самого Неймана на стр. 31 его сочинения, в которых он решительно высказался за монголизм Хунну и Гуннов. Впрочем из того, что Семёнов ссылается там же в подтверждение своих слов на «Asiatische Studien» (специально на стр. 132, где Нейман только мимоходом высказал мнение о тожестве Гуннов и Хунну), можно думать, что уважаемый учёный считал это сочинение главным или единственным, касающимся вопроса о Хунну, тогда как другое, более важное в данном случае, исследование «Die Völker des südlichen Russlands» осталось ему неизвестным.
Автор монографии — член-корреспондент АН СССР, заслуженный деятель науки РСФСР. В книге рассказывается о главных событиях и фактах японской истории второй половины XVI века, имевших значение переломных для этой страны. Автор прослеживает основные этапы жизни и деятельности правителя и выдающегося полководца средневековой Японии Тоётоми Хидэёси, анализирует сложный и противоречивый характер этой незаурядной личности, его взаимоотношения с окружающими, причины его побед и поражений. Книга повествует о феодальных войнах и народных движениях, рисует политические портреты крупнейших исторических личностей той эпохи, описывает нравы и обычаи японцев того времени.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В настоящей книге чешский историк Йосеф Мацек обращается к одной из наиболее героических страниц истории чешского народа — к периоду гуситского революционного движения., В течение пятнадцати лет чешский народ — крестьяне, городская беднота, массы ремесленников, к которым примкнула часть рыцарства, громил армии крестоносцев, собравшихся с различных концов Европы, чтобы подавить вспыхнувшее в Чехии революционное движение. Мужественная борьба чешского народа в XV веке всколыхнула всю Европу, вызвала отклики в различных концах ее, потребовала предельного напряжения сил европейской реакции, которой так и не удалось покорить чехов силой оружия. Этим периодом своей истории чешский народ гордится по праву.
Имя автора «Рассказы о старых книгах» давно знакомо книговедам и книголюбам страны. У многих библиофилов хранятся в альбомах и папках многочисленные вырезки статей из журналов и газет, в которых А. И. Анушкин рассказывал о редких изданиях, о неожиданных находках в течение своего многолетнего путешествия по просторам страны Библиофилии. А у немногих счастливцев стоит на книжной полке рядом с работами Шилова, Мартынова, Беркова, Смирнова-Сокольского, Уткова, Осетрова, Ласунского и небольшая книжечка Анушкина, выпущенная впервые шесть лет тому назад симферопольским издательством «Таврия».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В интересной книге М. Брикнера собраны краткие сведения об умирающем и воскресающем спасителе в восточных религиях (Вавилон, Финикия, М. Азия, Греция, Египет, Персия). Брикнер выясняет отношение восточных религий к христианству, проводит аналогии между древними религиями и христианством. Из данных взятых им из истории религий, Брикнер делает соответствующие выводы, что понятие умирающего и воскресающего мессии существовало в восточных религиях задолго до возникновения христианства.