Хунхузы - [55]

— Завтра утром. Вы приведете свою батарею во двор Военного училища; там и произойдет сдача. Остальные распоряжения получите там же.

— Слушаю. Только, г-н полковник, не откажите дать мне письменное предписание.

— Конечно!

— Могу идти?

— Можете. До свидания.

Андреянов подал руку Догерти в знак того, что аудиенция окончена, и Догерти, возмущенный детской доверчивостью командующего, вышел из помещения штаба. Но ослушаться он не мог: кто, как не он, не так еще давно на собрании офицеров так горячо распинался о дисциплине и безусловном послушании приказаниям начальства?!

Злой и с горьким осадком в душе, пришел Догерти в свою батарею. Спокойным, но каким-то деревянным голосом, он отдал приказание батарее в 6 часов утра быть во дворе здания Военного училища. Затем он выстроил людей батареи, приказал разводящему снять часового от денежного ящика, и здесь же, перед глазами всех людей, разделил все деньги и раздал поровну всем: канонирам, фейерверкерам, фельдфебелю и Воскресенскому; себе он взял тоже одинаковую со всеми долю.

Солдаты были поражены, не понимая, в чем дело…

Затем Догерти приказал достать скудный запас обмундирования и велел взводным фейерверкерам раздать его тем людям, у кого были плохие мундиры, шаровары или сапоги.

Огромный Бирюлин ходил мрачный, как туча: он догадывался, что все это делается неспроста, — очевидно, батарее пришел конец.

Когда одежда и белье были розданы, Догерти приказал офицеру и фейерверкерам отойти в сторону и обратился к солдатам:

— Есть ли у кого-нибудь какая-либо претензия?..

— Никак нет, — в один голос отвечали канониры.

— Точно на инспекторском смотру, — вполголоса проговорил Воскресенский, до тонкого слуха которого дошел допрос Догерти.

— Господа офицеры и взводные — по местам! — скомандовал капитан, — претензий нет!..

— Вот что, братцы, — продолжал Догерти, когда все заняли свои места в строю, — командующий войсками приказал мне завтра сдать все орудия и боевые запасы бунтовщикам. Он дал мне честное слово, что никому из вас не будет причинено никакого вреда, и никто не будет арестован; это подтвердили и вражеские парламентеры. Но ведь вы знаете, как можно им верить… Поэтому завтра, после сдачи оружия, все вы можете считать себя свободными от службы: и мой совет — уходите скорей по домам… Разойтись!.. — распустил он людей.

Большая группа солдат окружила Догерти; среди них был и Бирюлин.

— Ваше высокоблагородие, — обратился к командиру Бирюлин, — мы с вами всюду пойдем; куда вы, туда и мы!

Догерти был тронут. Он обнял Бирюлина, для чего Бирюлин должен был нагнуться, и сказал:

— Спасибо, Бирюлин, и тебе, и всем нашим молодцам. Но только нам придется непременно разойтись: порознь мы, может быть, как-нибудь и уйдем от этих дьяволов; ну, а вместе никак не скроемся, и все мы попадем в их лапы!

Бирюлин поник головою, — он понимал, что командир прав…

2

Сдача батареи. Фельдфебель Бирюлин. Поиски револьверов. «Капитан убит». Осмотр. «Заверняев Иван». Прыжок в бездну.

На другой день 5-ая батарея с раннего утра была уже во дворе Нижегородского Военного училища. Четырехугольный плац был со всех сторон окружен двухэтажным зданием училища. Юнкера помещались во втором этаже, в который вели снизу две лестницы с противоположных концов здания, так что, поднявшись по одной лестнице и пройдя половину всего здания, можно было спуститься по другой.

Было ясное, но холодное утро. Догерти, одетый в полушубок с капитанскими погонами и с двумя прорезами на груди, водворял порядок; одну руку он все время держал в прорези на груди, как будто бы защищая ее от холода, а на самом деле он не выпускал из руки револьвера, ибо чувствовал, что ежеминутно могла разыграться трагедия.

Скоро явился адъютант, представитель командующего войсками, а затем во двор ввалилось человек пятьдесят «приемщиков»: матросов, артиллеристов без погон и каких-то юрких людей, одетых в штатское, но которые распоряжались всем и с наглым видом отдавали приказания. Вся их толпа, бывшая безоружной, смотрела хмуро, злобно, но вела себя сдержанно, видимо, побаиваясь стоявших и сидевших на своих местах, около орудий и на передках, людей 5-й батареи.

Догерти спросил адъютанта:

— Кому же мне прикажете сдавать оружие?

— А вот… Кто у вас, товарищи, приемщик? — крикнул адъютант.

— Я, я буду приемщик, — выдвинулся здоровый, рыжий и наглый солдат-артиллерист.

— Я командир всех батарей!

Догерти начал сдачу по подробным ведомостям, заготовленным им за ночь.

— Ну, что там еще, — заговорил рыжий, — давайте все валом, а то одна волокита!

— Или принимайте все правильно и точно, по закону, или я прекращу сдачу, — заявил Догерти.

Рыжий чертыхнулся, но принужден был повиноваться.

Скоро сданы были орудия, зарядные ящики, снаряды, кони, сбруя, шашки… Шашки самого Догерти и Воскресенского также были сданы…

Наконец, ведомости были скреплены и подписаны Догерти и каракулями приемщика и затем переданы адъютанту, чувствовавшему себя очень скверно. Получив бумаги, он тотчас же исчез.

— Ну, товарищи, айда сюда, — крикнул рыжий солдат двум толпам своих единомышленников, запружавшим оба въезда во двор.

Догерти увидел, что небольшая кучка людей его батареи потонула среди нахлынувшей орды бунтовщиков, которые, в противоположность «приемщикам», — были все вооружены винтовками с примкнутыми штыками, а многие — еще шашками и револьверами.