Хунхузы - [46]

Между зрителями поднялся страшный шум.

— Неверно, неправильно! Это мошенничество! Нужно продолжать борьбу, победа еще не решена, — кричали вскочившие со своих мест гости.

Шум поднялся невероятный. Напрасно хозяин успокаивал гостей, из которых каждый теперь более походил на расходившегося петуха, чем на приличного гидальго…

— Господа, полиция услышит и придет, — удалось, наконец, дону Диего перекричать шум.

Слово «полиция» сразу подействовало успокоительно на нервы гостей, которые, хотя и были крайне взволнованы, но уже больше не кричали.

Дону Луису пришлось отдать последние десять долларов…

Воспоминание о двух неудачах в один и тот же день до крайности его угнетало.

Куда пойти теперь? Он знал все места, где играют в «лошадки», в фаро, в кости, в я-хуй, где происходят бои кузнечиков и крыс, где курят самый лучший бенгальский и самый худший, сплошь состоящий из ляо-цзы (суррогата) опиум, где гашиш и курят, и едят со сластями, где морфий и кокаин и впрыскивают, и нюхают; он знал, где можно нервы, мускулы и волю привести в расслабленное состояние, заставив мозг и фантазию бешено работать… Но всюду нужны деньги, которых у него нет… Пойти разве в «женский театр», где несколько безобразных баб в евином костюме проделывают отвратительные телодвижения? Но кроме пьяных матросов, там никого не найдешь, а с них взятки гладки… Или пойти на французскую концессию и предложить гуляющему фланеру провести его к китайскому Антиною?… Но теперь слишком поздно: гуляющих и гулящих уже на улицах не застанешь…

Тысячи планов роились у него в голове, но он отбрасывал их, как слишком фантастичные и неудобовыполнимые…

* * *

Господин Ван был сыном крупного пекинского чиновника, сумевшего сохранить свое положение при всех политических переворотах последних лет. Молодой Ван, начавший образование по старой китайской классической системе, закончил его по-новому: в числе других молодых людей он был командирован в Японию. Ван прожил там два года, вращаясь почти исключительно среди своих соотечественников, посещал все увеселительные места и не пропустил ни одного митинга китайских студентов. Лекции же в университете посещать считал излишним, ибо японского языка он не понимал, а по-английски знал слишком мало.

Вернувшись после «окончания заграничного образования» домой в Пекин, молодой Ван сразу занял видное положение среди того слоя знатной молодежи, из которой комплектуется теперь крупное чиновничество. Конечно (так он полагал), он имеет на это полное право: он получил иностранное, заграничное образование, у него есть влиятельные друзья, у отца — хорошие связи и денег достаточно… А главное — хорошо, что теперь отменили эти дикие экзамены, без которых раньше невозможно было поступить на службу! Будь старые порядки, пришлось бы ему для получения какой-либо ничтожной должности потратить лет десять-пятнадцать на самое серьезное изучение и Кун-цзы, и Мын-цзы, и Чжуан-цзы, и Чэн-и, и Чжу-си, и бесконечного ряда других… А теперь карьера ему обеспечена без всякого труда.

Но расчеты его не совсем оправдались. Таких, как он, жаждущих движения воды, оказалось слишком много: не только не хватило министерских портфелей на всех, желавших их принять, но даже нельзя было сразу попасть в какие-нибудь дао-ины (начальники округа) или в прокуроры судебной палаты; а на меньшее, извините, г. Ван не соглашался…

Недовольный правительством, он примкнул к оппозиции. Желая играть видную роль, он прибег к обычному в Китае средству: решил издавать собственную газету, конечно, весьма крайнего толка, и, само собою понятно, на средства отца.

В первое время это дело его занимало, но постоянная регулярная работа была ему не по плечу. Успеха газета не имела, а поэтому получить субсидию (как это обыкновенно водится) от какой-либо организации или даже иностранного государства — он не мог. Наконец отец сказал:

— Хочешь жить и веселиться — я тебе денег дам; а на глупую затею — на газету — я больше давать не буду!

И пришлось господину Вану сделаться «жертвой несовершенности современного строя». Он бросил газету, решил отдохнуть от трудов и развлечься, сделав поездку по центральному и южному Китаю, где он еще ни разу не был; посмотреть на знаменитое озеро Си-ху, поласкать чугунные прелести Ван-ши, оскорбить статую Цин-гуй’я, побывать в цветочных лодках Кантона — словом, проделать все то, что полагается блестящему молодому человеку его типа и калибра.

Отец ничего не имел против поездки сына и дал ему порядочную сумму денег (переводов и разных других глупых банковских операций старик не признавал: деньги в руки — и проще, и вернее!)

Через несколько дней молодой Ван был уже в Тяньцзине и брал билет на один из пароходов China Merchants’ Steam Navigation Со., уходивший в Шанхай.

* * *

Громадный пароход «Цзян-юй» подошел к пристани на реке Хуан-пу, или, по местному — Ван-пу. На берегу собралась значительная толпа: встречающие, полиция, носильщики, клерки фирм, ожидающих прибытия товара на пароходе — все это двигалось, шумело, толкалось или водворяло порядок.

Несложные формальности скоро были окончены, и поток палубных пассажиров устремился на берег, а навстречу ему, несмотря на все старания судовой администрации, успели проскочить на пароход несколько человек с берега, и между ними — претенциозно одетый молодой джентльмен с желтым лицом.