Хунхузы - [33]

Такое неравномерное распределение игроков между притонами объясняется многими причинами. Укромное местоположение, удобный двойной выход, веселый нрав хозяина, а больше всего — случаи уплаты хозяином счастливым игрокам крупных сумм — привлекают массу людей…

Конечно, хозяева малопосещаемых «заведений» часто злобствуют против своих счастливых товарищей; акула ненавидит акулу, и между ними происходят иногда трагедии.

В 1901 году в том же Владивостоке произошел такой случай.

На Алеутской улице, в доме всем известного богача Качан (быть может это не фамилия, а прозвище) довольно долго существовал игорный дом Лю Цин-цзана. Этот Лю был исключением между своими товарищами по ремеслу: небольшого роста, худощавый, добродушный, всегда спокойный и веселый, он пользовался не только расположением, но даже любовью всех своих гостей. Не было случая, чтобы он в своем «заведении» кого-либо обсчитал или как-либо обидел. Драка между посетителями в счет не идет: в игорных домах это дело обычное, и никто на это не обижается — это ведь не опиекурильня, где царит покой и тишина…

Конечно, эти личные свойства Лю Цин-цзана привлекали к нему и заставляли раскрываться не только сердца его гостей, но и четырехугольные, расшитые иногда шелками кошельки, висевшие у каждого китайца на голой груди на шнурке, перекинутом через шею.

Дом Лю Цин-цзана был всегда битком набит желающими испытать свое счастье в бао-хэ-цзы («игорную коробочку»), и Лю непрерывно богател, хотя посетители не раз срывали у него значительные суммы. Но это только служило ему на пользу, потому что стоустая молва увеличивала во сто раз суммы, выплаченные тароватым хозяином банковки, и это, конечно, привлекало в его «дом» еще большее количество гостей.

А невдалеке от дома Ка-чана был другой игорный дом. И место, кажется, было хорошее, и устройство не хуже, чем у Лю, и хозяин не в пример виднее, чем Лю, а вот поди же: у Лю нет места не только за столом, но даже и в комнате, а к Пань Ю-лину зайдет всего пять-шесть человек, и только, так что незачем и игру начинать.

Пань еле-еле сводил концы с концами и едва мог платить домохозяину за наем квартиры. Этого было достаточно, чтобы Пань возненавидел Лю Цин-цзана всеми фибрами своей души.

Пань Ю-лин был человек высокого роста, крепкий, с грубыми чертами лица, обладавший большой физической силой. Характер у него был невыносимый: раздражительный, вспыльчивый, несдержанный. При малейшем поводе, а то и без всякого повода, ему ничего не стоило не только облаять человека такой ужасной китайской бранью, о которой европейцы не имеют представления, но даже пустить в ход силу. Отпора ни от кого он не встречал, потому что никому не хотелось слишком близко познакомиться с кулаками «бешеного Пана», как его за глаза называли его знакомые.

Прошлое его было очень темно и из уст в уста передавались целые легенды о том, как он бежал от какого-то конвоя, который он перевязал во время сна и весь перебил; как он бежал из какой-то тюрьмы, прыгнув со стены прямо на часового или сторожа и задавил его, и тому подобное.

Все эти россказни передавались на ушко, и, конечно, только увеличивали страшную славу Пана и окружали его каким-то каторжным ореолом, благодаря чему никто не рисковал связываться с ним, и все его выходки сходили ему с рук.

Но этим же объяснялся и неуспех его банковки; кому была охота рисковать каждую минуту столкнуться с диким нравом хозяина притона?

Но Пань этого не понимал, и свой неуспех приписывал тому, что Лю «переманивает» от него гостей.

Пань ежедневно заходил в дом Лю. Наблюдая за игрой и за крупными суммами, свободно перебрасывавшимися от одного игрока к другому, причем десять процентов неизменно оставались в кармане Лю, Пань часто не мог сдержать себя. Он всячески бранил Лю.

Однажды Лю не выдержал и резко ответил Пану. Тогда последний бросился на Лю и, несмотря на присутствие толпы людей, в общем весьма расположенных к Лю, Пань его жестоко избил. Никто не рискнул заступиться за Лю Цин-цзана — кому была охота сцепиться с бешеным!

С этого времени не проходило дня без того, чтобы Пань не приходил в дом Ка-чана, и под тем или другим предлогом не избивал Лю.

Все обычные посетители стали привыкать к этому и ждали обычного прихода Пана, как в театре ждут выхода популярного актера…

Но сам Лю почему-то к этому не привык. Он бледнел, желтел и еще более худел; из веселого, общительного он сделался задумчивым и угрюмым. Даже к игре он стал относиться безучастно; и видно было, что в самый горячий момент, когда банкомет медленно снимает крышку бао-хэ-цзы и жадные взоры игроков устремлены в одну точку, его мысль была далеко от этой потной, пахнувшей чесноком и травяным маслом, грязной толпы…

Однажды Пань, по обыкновению, зашел в «дом» Лю часов в девять вечера. Подойдя сбоку к хозяину, он, ни слова не говоря, размахнулся и ударил его кулаком по лицу.

Все притихли. Лю схватился руками за лицо, и сквозь пальцы закапала кровь из разбитого носа.

Игра остановилась, но никто не шелохнулся. Тогда Пань, презрительно и злобно усмехнувшись, спокойно вышел из комнаты.

Жена Лю взяла стоявшую тут же в углу на маленьком столике чашку с теплой водой, в которой плавало полотенце, служившее для вытирания лица гостям, и, всхлипывая, стала помогать мужу смывать кровь с лица.