Хунхузы. Необъявленная война. Этнический бандитизм на Дальнем Востоке - [11]

Владельцы спиртовых заводов, приисков, ферм и тому подобных заведений часто содержали охрану, предоставленную хунхузами. В этом случае «братья» поселялись на предприятии под видом рабочих.

В отличие от законопослушных граждан контрабандисты и старатели не утруждали себя маскировкой и соблюдением каких-то условностей при найме хунхузской охраны. Подобно «краснобородым», они сами принадлежали к миру преследуемых государством. Кроме того, нелегальные прииски и тайные торговые тропы, как правило, располагались в труднодоступных районах, куда полицейские силы предпочитали не наведываться.

Добыча золота и контрабанда сплошь и рядом практиковались и самими «краснобородыми». Ярчайший пример тому — «республика Цзяпигоу», жившая в основном незаконным старательством и сбытом желтого металла. В Уссурийском крае хищническое старательство хунхузов уже с конца 1860-х гг. стало для властей и местных золотопромышленников настоящей проблемой. Именно попытка властей прекратить незаконную промывку золотого песка на острове Аскольд в 1867 г. послужила поводом к первому столкновению русских военных сил с хунхузами — так называемой «Манзовской войне», о которой еще пойдет речь в этой книге. Нередко хунхузы действовали следующим образом: дождавшись окончания правильной разведки золотых россыпей русскими, набрасывались на золотоносный участок и в течение короткого времени истощали его наиболее богатые площади. При этом все остальное пространство загромождалось отвалами, что в то время делало дальнейшую разработку прииска невозможной. В начале XX в. уже знакомому нам инженеру В.Н. Рудокопову удалось посетить хунхузский прииск в Маньчжурии. Вот какая картина предстала перед его глазами: «Тропинка круто поднималась вверх, перевалила через небольшой водораздел, и мы очутились в неглубокой пади. Склоны ее были покрыты наносными отложениями и растительным слоем. В одном месте большая черная куча отваленной земли указывала на то, что здесь происходит какая-то выработка. Там действительно уже копошились только что вышедшие из фанзы хунхузы. Около отвала на склоне горы зияло небольшое черное отверстие, в которое входили люди и выносили оттуда в кожаных мешках землю. Это был вход в орту, с помощью коей шла здесь добыча золота. Темная серая галерея от входа шла в глубь горы сажен на тридцать и в конце давала разветвление в обе стороны. Это были штреки, шедшие по золотоносному слою. В их головах работало при свете тускло горящих лампочек две смены забойщиков». Со старательством был тесно связан такой малораспространенный промысел хунхузов, как чеканка фальшивой монеты. Часть добытого хунхузами золота переправлялась в Харбин. Здесь, в трущобах китайского района Фуцзядянь, в начале XX в. из него начали чеканиться русские пятирублевики. По размеру, весу и чистоте металла они полностью соответствовали монетам русской чеканки и охотно принимались даже банками! Тем не менее наличие гнезда фальшивомонетчиков под боком администрации КВЖД было недопустимо. В конце 1906 г. после долгих поисков русским сыщикам при содействии китайской полиции удалось накрыть один из хунхузских «монетных дворов». Выяснилось, что фальшивые пятирублевики чеканились на прекрасном компактном станке. В случае опасности он за секунды разбирался на составные части и мог быть незаметно разнесен в карманах одежды. Единственным отличием монеты, отчеканенной на таком станке, от настоящей был слегка скошенный гурт. Хунхузский пятирублевик не мог стоять на ребре, тогда как с аналогичными монетами царской чеканки это можно было проделать легко.

Еще одним излюбленным занятием хунхузов было выращивание опийного мака и контрабанда опиума. Приверженность опиекурению была в XIX — начале XX в. характерной особенностью китайского общества. На смену импортному наркотику, завозившемуся англичанами из Индии, быстро пришел опиум местного производства. Основными поставщиками опиума на севере Китая, а также на российском Дальнем Востоке в конце XIX столетия стали «краснобородые». Неприхотливый мак выращивался под контролем хунхузов повсеместно, как в Маньчжурии, так и в Уссурийском крае. Уже в 1896 г. репортер газеты «Владивосток» с удивлением писал: «Производство опиума в крае оказывается шире, чем мы предполагали. В свое время мы писали о том, что китайцы засевают несколько десятин земли около корейской деревни Корсаковки маком, идущим на производство опиума. Теперь нами получены сведения о том, что и в других местах края китайцы занимаются добыванием опиума. Между прочим, на землях, отведенных в пользование Шкотовскому причту, между деревнями Новороссийской и Шкотовой, и Майхэ — засевался арендующими землю китайцами мак для производства опиума». Условия для макосеяния и наркоторговли в русских пределах были особенно благоприятны, так как уголовное законодательство подобную практику не преследовало и русская администрация (особенно местная) до поры до времени смотрела на «промысел» китайцев с полным безразличием. По мнению «власть предержащих», единственный вред макосеяния состоял в… истощении почв. Китайские опиекурильни, распространенные в городах русского Дальнего Востока, беспокоили власти только как места скопления «темного люда». Борьба с наркоторговлей в русских пределах на уровне местной администрации началась лишь в 1907 г., а первая попытка законодательно ограничить ее относится только к 1913 г. К этому времени площадь маковых полей в Уссурийском крае достигала 3500 десятин. Маньчжурские плантации опийного мака также занимали обширные площади. В начале XX в. маковые поля делали весь район, прилегающий к станции Пограничная на КВЖД, похожим на лоскутное одеяло.