Хультура речи - [40]

Пацаненок снова качает головой. Потом вдруг кладет ногу на ногу, достает сигарету и закуривает. Тут Шифрин не выдерживает:

— Мальчик, блин! А тебе не рано курить?

И только тут выясняется, что это не пацан, а шестидесятилетний лилипут, с которым пьяный Садальский всего час назад познакомился на каком-то пустынном мосту удивительного города Петербурга. 

АРМЕЙКА

Кусочек воспоминаний

1984 год, поздняя осень, Приволжский военный округ, мотострелецкая дивизия, я сержант, мое подразделение — взвод регулировщиков комендантской роты. Задача взвода на случай войны — шустро забегать на мотоциклах вперед и полосатыми палочками показывать нашей грозной дивизии, где противник. Дивизия тыловая и сильно пьющая. Комдив приезжает утром в штаб искореженный бодуном, его скоренько поправляют, и через полчаса из окон штаба уже доносится любимая его песня — «Черемшина». Любимый его племянник служит в нашей роте водилой грузовика. Он тоже нездоров с утра, так как позавчера прямо в гараже насмерть запорол двигатель своего «Урала», и бурные поминки еще не кончились. Наш взводный, предпенсионный сорокачетырехлетний прапорщик, обычно выглядящий на семьдесят, сегодня выглядит на все сто, ибо в утреннем бреду похмелился не из бутылки, а из какой-то колбы с неизвестной науке жидкостью. Водитель санитарной машины нашей роты только что получил богатый посыльняк от своей украинской мамы, и мы кушаем с ним горилку, наливая оную из резиновой грелки в кружки и закусывая сваренными в ведре голубями, которых по моей личной просьбе наловил на чердаке казармы выдрессированный мной кот Борман. Водитель пьет просто так, исходя из наличия, а я конкретно заливаю пожар души. От меня только что уехала прибывшая навестить подруга, я весь в раздерганных чувствах и, как сейчас говорят по ящику, имею право. В общем, готовность дивизии хоть и не боевая, зато полная. Если враг нападет, мы стрелять не будем. Мы просто хором дыхнем.

Но все тихо. Соседи-китайцы не беспокоят, американцы на той стороне глобуса крепко спят, поэтому вставшая перед нами проблема носит сугубо мирный характер. Из полковой столовой дежурный прапор приводит в санчасть солдата-повара и сообщает, что у того вроде дизентерия. Страшное дело. Если не принять меры — обдрищется целый полк. Прецеденты были. Дежурный оставляет солдатика и уходит. Мы с водителем санитарной машины в ступоре. Воскресенье — ни сестер-качалок, ни врачей-офицеров в санчасти нет. Терапевт, старший лейтенант Ж., по слухам, сидит на офицерской губе. Во время последнего запоя он, будучи остановлен на улице военного городка патрулем, сообщил начальнику патруля, что является резидентом ЦРУ в нашей дивизии. И очень громко утверждал то же самое, сидя в камере. Вообще довольно эксцентричный был офицер. В среднем раз в неделю хватал меня за пуговицу и читал в лицо одни и те же стихи:

Ты Евгений, я Евгений.

Ты не гений, я не гений.

Ты говно, и я говно.

Я недавно, ты давно.

Далее. Есть еще старший лейтенант Юрий Федотыч Долгорукий, тоже терапевт, но его тоже нет. Имя громкое, сам тихий и невоенный какой-то, мучился в армии, хотел уволиться, но тогда было невозможно, поэтому пил тихо и одиноко. В данный момент где-то за пределами части. Полная его противоположность, бравый капитан С., начальник санчасти, тоже отсутствует. Он-то молодец, в любом состоянии людей лечить может. Однажды в новогоднюю ночь я видел, как они с супругой возвращались домой с праздничной елки в Доме офицеров. Супруга, колеблемая ветром, шла сзади, держась за полу его пальто, а он передвигался на четвереньках. И предупреждал ее о препятствиях.

В общем, никого из медперсонала нет. Кроме меня. А я — очень странный воин. У меня единственного в роте автомат АК-74Н с новейшим ночным прицелом НСПУ. У меня зрение минус три с половиной, а в сумерках я вижу совсем хреново. Отцы-командиры долго думали, кому бы вручить такое крутое оружие. Чтобы вручить его именно мне, им перед этим надо было очень крепко напиться. За мной также закреплен армейский мотоцикл МВ-650 с двигателем в 38 лошадиных сил. По паспорту. А по жизни двигатель кто-то давно пропил, и поэтому я если и водитель, то не мотоцикла, а сверхтяжелого зеленого велосипеда с коляской. Но! В военном билете у меня написано «санинструктор». Хотя в учебке, помнится, мы больше мыли полы и бегали по жаре в противогазах, а потом судьба вообще напялила мне на бошку белую каску регулировщика. Так что медицинского опыта у меня меньше, чем у матери Терезы сексуального. Сидим с водителем санитарной машины, в недоумении чешем репы. А повар, дождавшись, когда ушел прапор, вдруг стал клясться, что никакого поноса у него нет, это гад-прапор хочет кинуть на его честную жопу тень, дабы выпереть его из столовой, а туда поставить своего земляка. Мы с водителем в это время допиваем остатки и из состояния недоумения приходим в легкое изумление. И водитель мне говорит:

— Ну, не знаю.... Ну, отведи его в госпиталь. У тебя ж пропуск круглосуточный в городок.

А я веселый, но память не потерял. Одиннадцать раз уже в комендатуре на бетонном полу куковал трезвый и с пропуском. А веселого патруль поймает — так вообще не доведут, за первым же углом на фрикадельки покоцают. И я говорю: