Художник Её Высочества - [27]

— Салат — катастрофа! — высказал орлу-грузину.

— Извините, свежие овощи сегодня опоздали, — оправдался орел и состроил глазки Маше.

Они возвращались и нахально целовались на остановке среди москвичей. К чему москвичи относились благосклонно. Москвичи только советских туристов не переваривают.

— Я ведь придумал, — взялся за старое, придерживая девушку руками не за талию, чуть неприлично ниже. — Как можно разрылить сознание для картинки из будущего.

— Наркотики, алкоголь, йога, секс, голод?

Степан отрицательно пошевелил чубчиком.

— Итакдалешнее?

— Ага. Ты музыку забыла. А музыкальная волна действует на физиологическом уровне. Однажды в Англии у органа неправильно настроили трубу. Пошел инфразвук и люди в ужасе повыскакивали из концерта. Самое главное…

— Да-а ну-у тебя, — встрепала ладошкой степанов чубчик, впилась художнику в губы и скользнула в дверь причалившего троллейбуса. Прошла к ближайшей форточке и, многозначительно улыбаясь, промолвила. — Надо придумать что-нибудь особенное против кошек, серы и скуки. Жду в субботу на даче.

Степан пошевелив по очереди бровями, сказал в сторону улетевшего троллейбуса:

— Какие ещё наркотики..?! Сильнее всего — страх!

Работы навалилось пропасть. Включил группу, Лыс энд волос, и под её креативные стоны намешал колер.

— Степаша акварелию раскрасил кавалерию.

Удобно уложил локти, занёс над планшетом перо. Тут же в дверь чисто символически стукнуло и в мастерскую вбежал Лузин, в такой степени душевного подьёма, что чуть не приобретал положительную плавучесть.

— Доброе утро, маэстро!

Ученые заполучили уникальный прибор, от чего и пришли в новогоднее настроение. Он находится дома у профессора. Прибор размером с тридцатидвухкилограммовую гирю, но самое забавное, весит в два раза больше. Необходимо к окончанию лекций, доставить его сюда.

Степан обречённо кивнул головой, пробормотав:,Задохнусь от счастья и помру., Договорились встретиться после работы. В квартире их будет ждать приёмная дочь профессора — Абигайль. Лузин, разгонисто написав адрес, убежал.

Оформитель поработал хорошо и в конце прокомментировал:

— Если хочешь поработать — ляжь поспать. Встанешь — всё пройдёт.

Уселся с кофе у телевизорика. За политическим комментатором рыжела карта.«…вспыхнувший с новой силой корейский костёр. Постановлением ООН…»

О нет, только не это! От политики мокрицы заводятся.

В назначенное время нашёл на Бережковской набережной дом. Перепрыгивая через три ступени, взлетел наверх, навесил на лицо пластмассовую американскую улыбку и позвонил. А когда открылась дверь — растерялся. Перед ним стояла та самая девушка, которую он пытался соблазнить вечером на Воробьевых горах. Девушка не вспомнила его сразу, как Степан, но наморщила лоб.

— Прямоугольник есть многоугольник с пятью сторонами. Помнишь?

— Ах вот оно что. То-то я…

Ушла по коридору, не пригласив войти. Степан закрыл за собой дверь, пожал плечами, пробормотал:,После того, как я вас увидел, моя производительность по оформлению университета увеличилась на пятьдесят процентов., Затоптался в первой комнате, разглядывая картины на стенах, антикварную мебель и среднеазиатский ковер такой мягкости, что нога, ступившая на него, казалось, провалилась по колено. Но скоро хозяйка появилась, поманила пальцем. Когда вошел на кухню, на столе уже стояло кофе.

— Абигель, наверное, редкое имя.

— Мою бабушку звали Оттшминальда. Сокращение от героя-полярника Отто Шмидта на льдине.

Пили кофе, а Степан наблюдал за девушкой. Абигель двигалась своеобразно. Однажды смотрел по телевизору, как космонавт на «Буране» манипулировал штангой. Чтобы ею с величайшей осторожностью извлечь из чрева корабля дорогущий спутник, нужно было увеличить момент перемены движения. Поэтому рукоятка управления находилась в емкости с глицерином, и космонавт охотно показывал, как ему непросто двигать рукой в перчатке. Абигель тоже не делала резких движений, будто двигалась в глицерине.

Позвонили в дверь.

— Целую ручки, Аби, — услышалось из прихожей. — Леонардо да Андреевич уже здесь?

— Сели в лодку и айда по реке туда-сюда, — крикнул через плечо Степан. — Лузя, давай хоть кофейку дёрнем, — добурчал в чашку, скрючившись. — А то бежишь, понимаешь, хвост в мыле, в ушах сера, в глазах гной, в пупике отложения с гальку, на пятке мозоль, зубы сломаешь.

Когда тащили, неподъемную по первому ощущению, сумку, Лузин спертым от напряжения голосом пояснил, что они этой прелестью смогут определить конкретное место линзы свертывания.

— То-то смотрю, тебя пучит от счастья, содружничек.

— Ты сам сегодня злей лютика. А я тебе скажу, как Аристотель: Не спи, не спи, художник, счастье на стороне того, кто всем доволен.

— Я с вами точно не сплю уже вторую неделю, так, что шуба заворачивается.

Наверх рано. Поэтому, когда явился профессор, каждый занялся своим делом. Лузин засунул нос в прибор, профессор коротко отдыхал, жевал бутерброд, Степан же, подключив трансформатор, выкинул кабель на балкон и посмотрел с надеждой на небо. Опять неприятно душно парило. Над Серебряной рощей собралась которая за день тучка, но на этот раз не расконденсировалась, а, наоборот, крепла с определённым намерением побузить. Степан одобрил и вернулся в мастерскую. Туча громыхнула. Похоже, небожители затеяли перекатывать пустые железные бочки. Дыр-дыр-дыр, грум-бум-бум!