Хрустальный грот. Дикий волк - [26]

Я потрогал его за руку.

— Можно возвращаться. Факел догорает. Пошли.

Обратный путь был пройден в молчании. Мы обогнули спиральную галерею, прошли каменный завал и через старый вход вышли наружу. Стоял зимний морозный день. Небо было нежного бледно-голубого цвета. На его фоне зимние деревья казались тонкими и хрупкими. Внизу раздался звук рога.

— Они отъезжают, — Сердик погасил факел о замерзшую землю.

Я быстренько пробрался сквозь чащу. Голубь лежал на месте, уже замерзший и одеревеневший. Нахохлившись, сокол сидел на камне рядом с жертвой. Я поднял вяхиря и бросил его Сердику.

— Запихни его в сумку. Тебе не надо говорить о том, что следует молчать о виденном?

— Не надо. Что ты делаешь?

— Он оглушен. Если мы его оставим здесь, то он через час замерзнет. Я возьму его с собой.

— Осторожно! Это уже взрослый сокол и…

— Он не ударит меня. — Я взял сокола. От холода он взъерошил перья и был похож на молодую сову. Я раскатал левый рукав своей кожаной куртки и подставил ему. Он крепко уцепился за нее. Теперь он полностью открыл свои черные дикие глаза и внимательно следил за мной. Сидел он, однако, тихо, крыльями не хлопал. Было слышно, как Сердик что-то бормотал, перенося вещи. Тут он обратился ко мне:

— Пошли, молодой хозяин.

Такого я прежде не слышал.

Сокол послушно сидел у меня на кисти. Я незаметно присоединился к королевскому отряду, направлявшемуся домой, в Маридунум.

10

По приезде домой сокол не стал улетать от меня. Осматривая его, я обнаружил, что у него были повреждены перья крыла. Он сломал их, когда ринулся сквозь ветки за голубем. Я залечил их, как учил Галапас, после чего сокол облюбовал себе грушу за окном. Он спокойно принимал пищу у меня из рук. Когда в следующий раз я отправился к Галапасу, то взял его с собой.

Было первое февраля. Накануне ночью мороз спал и пошел дождь. Небо приобрело серо-свинцовый оттенок. Низко плыли облака. С дождем дул пронизывающий ветер. Повсюду во дворце гуляли сквозняки. Люди плотно занавешивали шторы, кутаясь в шерстяные одеяния и греясь у каминов. Мне казалось, что весь дворец погрузился в мрачную тишину. С тех пор как мы вернулись в Маридунум, я совсем не видел своего деда. Он часами совещался с придворными. Когда он оставался с Камлаком, они спорили и даже ссорились. Однажды, придя к своей матери, я через приоткрытую дверь увидел и могу поклясться, что, склонившись перед святыми образами, она рыдала. Мне же сказали, что мать занята молитвой и не может меня принять.

В долине ничего не изменилось. Галапас осмотрел сокола и похвалил меня за работу. Он посадил его на выступ скалы у входа в пещеру, а меня позвал к костру погреться, достал из кипящего котла немного тушеного мяса и заставил отведать, прежде чем я начну рассказ. Я выложил ему все, вплоть до ссор во дворце и слез моей матери.

— Клянусь, Галапас, это была та самая пещера! Но почему? Там ничего не оказалось и ничего не произошло. Совсем ничего! Я расспрашивал всех подряд. Сердик говорил с рабами, но никто не знает, о чем беседовали короли или почему разошлись дед и Камлак. Но от Сердика я узнал одно: за мной следят люди Камлака. Если бы не они, я приехал бы раньше. Сегодня Камлак с Аланом и своими людьми уехал. Я сказал, что собираюсь на заливной луг дрессировать сокола. И вот я здесь.

Пока он молчал, я настойчиво повторил важный для меня вопрос:

— Что происходит, Галапас? Что все это значит?

— Что касается твоего сна и найденной пещеры, то мне ничего неизвестно. Что же до дворцовых тревог, то я могу лишь догадываться. Ты знаешь, что у Верховного короля остались от первой жены сыновья — Вортимер, Катигерн и Пасентиус?

Я кивнул.

— Они не присутствовали в Сегонтиуме?

— Нет.

— Мне сказали, что они порвали со своим отцом, — сказал Галапас. — Вортимер собирает собственную армию. Поговаривают, что он хочет стать Верховным королем, и похоже, что Вортигерна ожидает мятеж, а это крайне нежелательно для него при нынешних обстоятельствах. Королеву кругом ненавидят, ты знаешь. Мать Вортимера была славной британкой, да и молодежь хочет молодого короля.

— Выходит, Камлак за Вортимера? — быстро спросил я, на что Галапас улыбнулся.

— Видно, так.

Я немного поразмыслил.

— Говорят, что когда волки дерутся, вороны летят своей дорогой? Не так ли? Я родился в сентябре, моя звезда — Меркурий, а птица — ворон.

— Возможно, — ответил Галапас. — Более вероятно, что тебя запрут в клетку гораздо быстрее, чем ты думаешь. — Его слова прозвучали как бы отвлеченно, будто бы он думал о другом.

Я вернулся к волновавшей меня теме.

— Галапас, ты сказал, что ничего не знаешь о сне и пещере, но ведь это должно быть божьим провидением?

Я взглянул на выступ, где терпеливо сидел сокол. Он прикрыл глаза, оставив щелки, в которых отражался огонь.

— Может быть.

Я поколебался.

— Нельзя ли нам выяснить, что он… что имелось в виду?

— Ты снова хочешь побывать в хрустальном гроте?

— Н-нет, не хочу. Но кажется, что все-таки нужно. Что бы ты мне посоветовал?

Спустя несколько секунд он сказал, тяжело роняя слова:

— Думаю, тебе надо сходить. Но сначала мне следует научить тебя кое-чему. На этот раз ты должен сам создать огонь. Нет, не так, — улыбнулся он, когда я разворошил веткой угли. — До отъезда ты просил меня показать тебе кое-что настоящее. Это последняя вещь которой я тебя научу. Я не осознавал… Ладно. Пора. Нет, сиди на месте. Книги больше не понадобятся, малыш. Только наблюдай.