Хруп Узбоевич - [79]
— Вот и я! Слышит ли кто-нибудь?
Напившись чаю, грызя при этом сахар и такой же жесткий хлеб, чурек, новоприбывшие закурили знакомые мне еще по городу папиросы и принялись за удивительные занятия.
Смуглый вытащил из сумки — вроде тех, какие я видела у степных охотников, — несколько убитых птичек, достал откуда-то ножик и пузырек с пенящейся жидкостью и принялся ни более ни менее, как снимать с птицы шкурку. Он делал это так, что не терялось почти ни одного перышка. Разложив птичку на своем колене и прорезав на брюшке шкурку, он ловко начал работать ножом и пальцами. Временами он брал щепотку песку и сыпал его на те места, где появлялись капли крови или вываливались внутренности.
Седой товарищ его вытащил из хуржуна красивый, гладкий деревянный ящик и, раскрыв его, начал осторожно перекладывать в него из каких-то стеклянных баночек разных мертвых насекомых, укладывая их рядком на настилку из ваты. Уложив таким образом все дно ящика, седой господин покрывал насекомых бумагой, настилал новый слой ваты и на него вновь клал ряды насекомых из других стеклянных банок.
Во время этих занятий, бесконечно заинтересовавших меня, я так увлеклась, что, высунувшись, хрустнула камышиной. Смуглый человек быстро обернулся в мою сторону, и его проницательный взор тотчас же открыл меня среди моего сквозящего убежища.
— Эге, Константин Егорович! Да здесь крысы водятся. Это для меня новость!
Я так и обомлела. Я сразу прониклась мыслью о необходимости быстро что-либо предпринять. Но, заметив, что взор моего соглядатая, несмотря на блеск, не был угрожающим, я ограничилась тем, что также неподвижно уставилась на него парою своих черных глаз.
— Что тут удивительного, что и сюда забрался пасюк, — сказал спокойно седой. — Какая-нибудь случайность!
— Разумеется, здесь им не место разводиться, — сказал смуглый, — но все же удивительно: встретить такой экземпляр в хижине здешнего туркмена, затерянной среди песков и камышей исчезающего Узбоя!
— Не пугай ее, — крикнул он вдруг Джуме, собиравшемуся какой-то палкой пустить в мою сторону. — В случае чего, я всегда успею убить ее из ружья.
Благодарю покорно! Я попала в такое славное положение, что жизнь моя во всякую минуту была в полном распоряжении этого черномазого человека!
На этот раз мной овладел уже не страх, а ужас, к которому, словно насильно, примешалось крайнее удивление. Но вскоре ужас исчез, осталось одно удивление: чернявый господин отложил в сторону птицу, т. е. вернее, птичью шкурку, так как тушка ее уже лежала отдельно, взял огрызок чурека и бросил его к камышам, у которых я сидела.
В этом поступке было столько миролюбивого, что я, немного подумав, сделала то, на что не решилась бы, пожалуй, при других, менее угрожающих обстоятельствах. Я вышла из камышей и взяла осторожно кусок.
— Э, да ты не из пугливых! — продолжал чернявый господин. — Или, брат, уж очень проголодался!
Хозяин хижины что-то залопотал на своем ломаном языке, который был черномазым тотчас же переведен.
— Ты говоришь, она у тебя ашала чурека? Пожалуй, значит, не голодна. Да она ли поела-то? Может, не она ашала?[13] А? Может быть, тот, который ашал, ушел туда: барам[14] туда? А этот иок ашал? — допрашивал он туземца, указывая на камыши.
Но туземец ухмылялся, тряс головой и пальцем указывал на меня.
— Ашал тут, там иок! — ответил он по-своему, подтверждая мое воровство.
— Ну, значит, ты, братей, вор-крыса! — заявил мне чернявый и бросил мне кусок сахару, что вовсе не вязалось со сделанным мне только что выговором.
К сахару я привыкла еще во времена знакомства с двумя девочками, поэтому я легко поддалась искушению и, оставив закусанный было чурек, взяла сахар.
— Что за оказия, Константин Егорыч! Ведь это преинтересный экземпляр крысы. Совсем, как ручная. Да ты, кардаш, не врешь ли? Может быть, эта крыса твоя, ручная. Якши[15] крыса? — старался он объяснить туземцу свою мысль.
— У-у-у! Яман![16] — затряс туземец головой и сделал вид, что он с удовольствием убил бы меня.
— Ну, нет, брат! Насчет этого — шалишь! Я тебе не дам! Крыса моя, и в ее жизни и смерти волен я. Уж если она и впрямь ручная, то быть ей членом нашей экспедиции, и Джума будет за ней так же ухаживать, как и за нами.
Джума оскалил, улыбаясь, свои зубы, но ничего не сказал.
— Стойте, Николай Сергеевич! — сказал вдруг седовласый. — Я сейчас ее поймаю, а там уже узнаем: ручная она или не ручная.
— Ловите, но только не упустите. Впрочем, в случае чего, я ей, нечего делать, пущу заряд: не воруй припасов. Однако привезти нашего пасюка из песков Узбоя, — ведь, это, как хотите, что-нибудь да значит! Ведь, это своего рода географическое распространение.
Между тем высокий осторожно, не желая, вероятно, меня испугать, встал и, вынув какой-то предмет из сумки, свинтил его со своей палкой. В руках у него образовалось что-то вроде тех инструментов, с какими мои девочки в былое время гонялись за бабочками.
Заложив весь прибор за спину, седовласый господин тихонько приблизился ко мне сбоку и вдруг, взмахнув, накрыл меня каким-то белым колпаком. Чернявый тоже мигом встрепенулся и, быстро подскочив ко мне, ловко схватил меня за шиворот сквозь покрывшую меня материю.
Эта увлекательная и поучительная книга о животных из «золотого фонда» дореволюционной детской литературы написана натуралистом А. Л. Ященко в виде воспоминаний главного героя — крысы по имени Хруп. Необычайная любознательность заставила Хрупа отправиться в дальние странствия, где на каждом шагу его подстерегали опасные приключения. Крыса, наделенная автором способностью к тонким наблюдениям и интересным размышлениям, рассказывает о тех краях, где ей довелось побывать, о повадках птиц и зверей, о привычках человека и его взаимоотношениях с братьями меньшими.
Все семь рассказов Дмитрия Федорина, вошедшие в эту книгу рассказывают о братьях наших меньших. Любители собак найдут здесь интересные истории об уме и преданности этих животных. Продолжая традиции классиков, автор рассказывает о настоящей дружбе и необыкновенной привязанности между животными разных видов. В данном случае это трогательная дружба собаки и цыпленка, ставшего красавцем-петухом. Пара рассказов посвящены такому интересному животному, как енот. В одном из них енот стал любимцем целой воинской части и исправно помогал солдатам в их службе. Художник А.
Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк (1852–1912) – русский прозаик и драматург, автор повестей, рассказов и сказок для детей. В книгу вошли сказки и рассказы, написанные в разные годы жизни писателя. С детских лет писатель горячо полюбил родную уральскую природу и в своих произведениях описывал её красоту и величие. Природа в его произведениях оживает и становится непосредственной участницей повествования: «Серая Шейка», «Лесная сказка», «Старый воробей». Цикл «Алёнушкины сказки» писатель посвятил своей дочери Елене.
С самого детства мы пытаемся найти свое место под солнцем — утвердиться в компании друзей, завоевать признание или чью-то любовь, но каждый действует по-своему. Эта история о девчонках с твоего двора, подругах. Леся старается всем угодить, но в поиске всеобщего признания забывает о себе. Ира хочет главенствовать, не понимая, что превращается в тирана. Наташа живет прошлым. А Симкина выбирает путь аутсайдера.
Повесть о жизни девочки Вали — дочери рабочего-революционера. Действие происходит вначале в городе Перми, затем в Петрограде в 1914–1918 годы. Прочтя эту книгу, вы узнаете о том, как живописец Кончиков, заметив способности Вали к рисованию, стремится развить её талант, и о том, как настойчивость и желание учиться помогают Вале выдержать конкурс и поступить в художественное училище.