Хруп Узбоевич - [69]

Ничего подобного я в зверинце не видела, и тут пришлось сразу разочароваться в совершенстве моего знания языка животных. Этот случай ясно показал мне, насколько я заблуждалась и была тщеславна. С этого времени я перестала мнить о себе много и уже больше не гордилась своими знаниями: я поняла неисчерпаемость богатств и разнообразие природы.

Однако упрямец не уходил далеко от моего плота и держал меня в понятном страхе. Только к вечеру он куда-то исчез и так же внезапно, как появился. При этом я только успела заметить, как он высоко выбросил из воды какую-то серебристую живую рыбку и, в мгновение ока проглотив ее, ушел в потемневшую влагу. Больше он не показывался. Разумеется, теперь я знаю, что это был безобиднейший рыболов — каспийский тюлень.

Ночь я провела тревожно. Я давно уже перестала считать ее покровительницей крыс. Поднялся легкий ветерок и погнал мой плот куда-то в неведомую даль. Я и спала и не спала. Было очень холодно; иногда, ударившись о бочонок, волны обдавали меня брызгами, и от ветра и влаги по мне пробегал мороз. Несмотря на ветер, волны все же уменьшались и море становилось все спокойнее. Оно тоже словно готовилось ко сну в эту темную ночь, опустившуюся над утихавшей гладью и глядевшую сверху тысячами мигающих глазков.

Тихо кругом… Ни единого крика, ни единого звука, кроме слабого, едва уловимого журчанья воды о края ящиков да нежного щекотанья моей шерстки ветром, дувшем все в одну и ту же сторону. Я задремала крепче только с появлением зари, да и то — ежась и вздрагивая от утреннего холода.

На другой день та же картина безбрежного моря, синего неба и полной безжизненности кругом. В то время я не была так сведуща, чтобы знать, что жизнь этой обширной стихии кипит и бурлит не на поверхности, а под ней, внизу на глубинах, где родятся, живут, чувствуют и множатся тысячи и миллионы разных существ, начиная от всевозможных рыб и кончая незримым миром микроскопических животных. В жизни мне пришлось познакомиться и с ними, но об этом еще в далеком будущем.

Опять мой обед сушеной рыбой, снова палящее солнце, умеряемое только прохладой близкой воды, бесцельная прогулка на бочонок и по ящикам и вновь темнеющий вечер с приближающимися ночными страхами. И так еще день и ночь, и еще, и еще…

Соль, которой была пропитана рыба, вызвала во мне сильнейшую жажду, которую я попыталась было утолить морской водой. Ух, что это была за гадость! Я тотчас же бросила пить ее и с ужасом подумала о возможности умереть от жажды среди этого моря влаги. После морской воды, взятой в рот, жажда моя только увеличилась. Что было делать?

Вдруг бочонок, покачнувшийся от набежавшей воды, издал звук, точно внутри его была налита какая-то жидкость. Я насторожилась. Вторая волна вызвала такой же звук. Сомненья не было: в бочонке что-то налито.

Я вскочила на него и начала искать, нет ли отверстия. Такого не оказалось, но в одном месте из бочонка торчала плотно забитая пробка. Изловчившись, я принялась выгрызать ее, что и сделала с полным успехом. Вынув или, вернее, выгрызя ее, я увидела, что в бочонке действительно было что-то налито и это что-то ничем не пахло. Неужели судьба мне благоприятна и люди, вместо других напитков, налили этот бочонок простой водой? Да, это было так, и через некоторое время я добралась-таки языком до воды и напилась ею досыта Итак, водой я тоже была обеспечена…

Почему люди запасли в бочонок этой обыкновенной жидкости, я в то время не думала: не до того было

Я умудрилась так управляться с рыбой, что верхняя в связке, вытащенная немного на плот, держала остальные, пока я ее не подъедала. Тогда я вытягивала другую рыбу и вновь вытаскивала ее частями. Грустное было все-таки путешествие.

В одном из ярких солнечных дней возле меня появилось снова, но на этот раз целое стадо странных животных. Назову их уже прямо — тюленями. Они резвились, перекликались друг с другом, ловили рыбу и с любопытством посматривали на мою, наверно, диковинную им фигурку.

Я, успокоенная их миролюбивым отношением, принялась было за изучение их языка, но мало успела в этом, наметив только кое-что.

Так, мне казалось, что, глядя на меня, они, словно, говорили:

— Н-да, фигурка! Откуда, куда и зачем? Ловя рыбу, они, видимо, приговаривали:

— Раз, два, три…, - и каждый раз ловили по штуке. Гоняясь за рыбой, они очевидно, беседовали между собой о том, как весело заниматься подобной охотой. Вот и все мои исследования. Но среди этого морского однообразия довольно и таких.

Однако и этому, казавшемуся нескончаемым, путешествию настал конец. На мое счастье, море больше не волновалось, ветер гнал мой плот все вперед и вперед, притом почти все время в ту сторону, где восходило солнце.

Не помню, сколько времени я пробыла в дороге, но, наконец, вдали показалась желтая полоска, которая, хотя медленно, все же становилась шире и шире. Можете себе представить мое нетерпенье, когда мой плот, гонимый слабым ветром, подходил к берегу (это был он) ни больше, ни меньше, как два дня и две ночи. Плот подогнало к берегу днем. У меня хватило терпения не слезать с плота, пока ящики не стали на мель; я все надеялась, что они подплывут к самой земле.