Хруп Узбоевич - [32]

— Неужели ложная тревога? Я стала ужасно нервной за последнее время. Пугаюсь от всякого пустяка. Впрочем, лучше лишний раз зря испугаться, чем погибнуть от неосторожности…

— Эге, нет постой, брат! — обратился еж вдруг в сторону. — Стой, стой: не уйдешь!

И он ловко выловил заснувшего на стебельке огромного кузнечика, собиравшегося скакнуть подальше в траву.

При этом, разбежавшись, еж налетел на меня и моментально, вздрогнув, свернулся в клубок. Пойманный кузнечик ушел куда-то внутрь этого иглистого шара.

Я не на шутку перепугалась. Хозяин моих девочек часто говорил, что ежи ярые истребители мышей и не боятся померяться силой с крысой, хотя главная их пища — насекомые и всякая мелочь вроде улиток, лягушек и пр. Не боятся они даже и ядовитых змей, о которых в то время я, впрочем, имела еще очень смутное понятие.

Только что пораненная хищной птицей и полуголодная, я вовсе не могла рассчитывать на благополучный исход борьбы с таким смелым и более крупным зверем, и для меня было большое счастье, что еж при встрече со мной предпочел «лишний раз испугаться зря», как он выразился.

Не раздумывая, я пустилась дальше по дорожке, предоставляя ежу угадывать, какой зверь сыграл с ним маленькую шутку.

Однако ночь была необыкновенно длинной. В лесу она мне больше не казалась покровительницей крыс, и я недоумевала, как это перебирались через леса крысы-завоевательницы, распространясь по всему свету.

Бродить по лесу ночью далее я не решилась и, найдя какое-то дупло, решила переночевать в нем до свету, когда ходить по лесу, быть может, будет безопаснее. Но мое водворение в дупле тоже не обошлось без тревоги: наверху в той же дыре кто-то все возился и на меня летели какие-то сучья и труха. Кто это был, — я и теперь не знаю. Истомленная событиями, я заснула тревожным сном, каким никогда не спала в дни своей неволи.

— Покойной ночи, Хруп! Надеюсь, завтра мы будем свежи и здоровы! — чудился мне голос моего доброго хозяина, прощавшегося так со мной в дни моей хворости.

Где-то вы мои славные друзья, милый человек и твои славные девочки, Вера и Нюта? Покойной вам ночи, от бедного, покинувшего вас и пока еще несчастного Хрупа…

X

В поисках пищи. — Сороки и лиса. — В гостях у врага. — Дальнейшие поиски. — Колеи. — Приятная встреча. — Неожиданный друг. — У тихой пристани.

Проснулась я не столько от света и не исчезнувшей тревоги, сколько от голода. Несмотря на раны снаружи тела, все внутри его было в полной исправности и требовало своего. Как-никак, а приходилось где-нибудь да раздобывать себе кусок чего-либо питательного. Разумеется, о поджаренной ветчине и думать было нечего, ну да, ведь, не одна же ветчина служит прочным средством к поддержанию крысиного рода!

— Вперед, Хруп! Учись презирать невзгоды.

Ничто так благотворно не действует на бодрость духа, как ясный, улыбающийся день. В этом мне пришлось-таки не раз убеждаться, хотя по природе своей я и не принадлежала к чисто дневным существам.

Когда я, умывшись и почистившись, вылезла из дупла, солнце уже вышло из-за высоких деревьев и освещало веселым теплым светом прогалину, на краю которой стояло приютившее меня дуплистое дерево. Небо было синее, вершины и ветви деревьев и трава полянки, мелькавшей сквозь листву, были свежего зеленого цвета. По зелени полянки кое-где пестрели распустившиеся цветы. Мне бросилось, между прочим, в глаза, что желтых цветов было разбросано больше всего.

Временем моего бегства была весна, — веселая, разодетая весна, самая дорогая пора для многих и даже почти для всех животных, как я узнала впоследствии!

Раны мои немного ныли, но, очевидно, купанье и предутренний холодок оказали на них благотворное действие. Я только изредка подлизывала то одну, то другую из них.

Только что принялась я раздумывать, куда направить свой путь, как невдалеке послышался громкий и очень знакомый мне голос:

— Как? Это вы? Так это вы? Куда ж вы?.. Так вот вы как! Так-так, так-так…

Чей-то такой же голос немедленно перебил первый:

— Да это так, да это так… всегда вот так.

Первый голос вновь перебил:

— Все так, все так… и всегда так!..

И оба голоса зачастили одно только «так» да «так» да «так-так-так».

Положительно, лес населен гуще нашего подполья!

Голоса я сразу узнала: это были сороки. Но кого они приветствовали и кому так странно выговаривали, — я не знала и не узнала бы, если бы мои зоркие глаза не увидели мелькнувшей через просвет полянки моей недавней знакомой, лисы.

Как ни быстры были движения этого хитрого созданья, но на ее морде, освещенной солнцем, я успела прочитать и ответ двум носившимся около нее сорокам:

— Эк, расстрекотались, проклятые! Нет, чтобы оставить меня в покое. Только другим обо мне докладываете… Ведь, не трогаю… нет, — надо посудачить! Хоть бы скрыться от вас, неугомонных… Ну, ладно… не попадайтесь же и вы мне близко. Попадете, так уж не пеняйте!..

Вся эта речь улеглась на морде лисы в одном-единственном выражении, но лисиц я научилась хорошо понимать: у них было очень много общего с собаками. Впрочем, о родстве этих животных я и не подозревала, собак же я изучила в совершенстве по повадкам Гри-Гри.