Хронолиты - [2]

Я перерос привычку верить во что попало, но слово «странный» стало моим личным талисманом. Странным был мой образ жизни. Странным было решение остаться в Таиланде, когда все контракты улетучились. Странными были длинные дни и ночи под кайфом на пляжах Чумпхона, Самуи и Пхукета; странными, как спиральная геометрия древних Ватов[1].

Быть может, Хитч прав. Возможно, какое-то таинственное чудо приземлилось в нашей провинции. Хотя более вероятно, что там произошел лесной пожар или разборка наркодилеров, однако поставщики говорили Хитчу, что это было «что-то из космоса», а кто я такой, чтобы спорить? Мне и так было не по себе, а тут еще перспектива провести впустую еще один день, отбиваясь от жалоб Дженис. А мне это не приносит удовольствия. Так что, вскочив в седло «Даймлера» и забив на последствия, мы рванули вдоль побережья в облаке сизых выхлопов. Я не задержался, чтобы сообщить Дженис, что уезжаю. Сомневался, что ее это интересует, и к тому же собирался вернуться вечером.

В те времена немало американцев пропадало в Чумпхоне и Сатуне – их похищали ради выкупа, убивали за пару монет в кармане, втягивали в героиновый трафик. Но я был так молод, что меня это не волновало.

Мы проехали «Крутягу Дюка» – хибару, где Хитч якобы продавал рыболовные снасти, а на деле толкал местную марихуану народу с вечеринок – и свернули на другую дорогу. Движение было спокойное – всего несколько фур с рыбных ферм Си-Про, дешевые маршрутные такси и сонгтео[2], разукрашенные, как карнавальные повозки, да туристические автобусы. Хитч гнал с пылом и бесстрашием аборигенов, которые в пути тренируются контролировать мочевой пузырь. Но порывы сырого ветра бодрили, особенно когда мы свернули на автостраду, ведущую вглубь материка, и день только начинался и обещал быть чудесным.

Чем дальше от побережья, тем более гористым становится Чумпхон. Когда мы свернули, то стали почти единоличными хозяевами дороги, пока мимо, обдав нас градом гравия, не проревела фаланга пограничной полиции. Да, определенно что-то случилось. Мы ненадолго остановились, чтобы Хитч облегчился на заправочной станции («Hawng Nam», что буквально означает «Где тут вода?»), пока я настраивал свой портативный приемник на англоязычную радиостанцию Бангкока. Сплошные американские и британские музыкальные чарты и ни слова про марсиан. Но стоило Хитчу вернуться из туалета, как бригада Королевской Тайской армии, три бронетранспортера и несколько дребезжащих хаммеров, пронеслась в том же направлении, что и местная полиция. Хитч посмотрел на меня, я – на него.

– Достань камеру из багажника, – велел он, на этот раз не улыбаясь, и вытер руку о шорты.

Впереди разворошенные холмы прорезал светлый столб то ли тумана, то ли дыма.

Я и понятия не имел, что моя пятилетняя дочь Кейтлин проснулась в дикой лихорадке, и Дженис добрых двадцать минут напрасно искала меня, прежде чем сдалась и отправилась с Кейт в благотворительную больницу.

Здешний врач был канадцем, жил в Чумпхоне с две тысячи второго года и делал вполне современные операции на пожертвования какого-то департамента Всемирной организации здравоохранения. Доктор Декстер, как звали его люди на пляже. Человек, разбирающийся в сифилисе или кишечных паразитах. К тому времени, когда он принял Кейтлин, температура у нее поднялась до сорока градусов, и малышка лишь изредка приходила в сознание.

Дженис, конечно, сходила с ума. Должно быть, она опасалась худшего: японского энцефалита, о котором мы читали в газетах весь год, или денге, убившей так много людей в Мьянме. Доктор Декстер диагностировал обычный грипп (эта зараза гуляла в Пхукете и Самуи с марта) и накачал Кейт противовирусными препаратами.

Дженис устроилась в приемной больницы и периодически пыталась дозвониться мне. Но я оставил телефон дома, в рюкзаке на полке. Она могла бы попытаться набрать Хитча, но тот не доверял открытым каналам связи; он носил только GPS-навигатор и компас, считая, что этого более чем достаточно для настоящего мужика.

Когда я заметил колонну сквозь лесную дымку, то принял ее за чеди[3] далекого Вата – одного из буддийских храмов, разбросанных по всей Юго-Восточной Азии. В любой энциклопедии, к примеру, найдется фотография Ангкор-Вата. Вы бы оценили его, если бы увидели: гробница с каменными башнями, которые выглядят удивительно естественно, словно окаменелые кости какого-то огромного тролля, брошенные в джунглях.

Но этот чеди – я рассмотрел его лучше, когда мы поднялись наверх по извилистой дороге, – был неправильной формы и неправильного цвета.

Мы въехали на гребень горы и оказались перед блокпостом королевской полиции, пограничных патрульных машин и разномастных военных на ржавых внедорожниках. Они разворачивали обратно все машины. Четверо солдат тренировались в стрельбе по древнему сонгтео марки «Хендай», наполненному кудахчущими курами. Пограничные копы выглядели молодыми, но очень недружелюбными в своих хаки и очках «авиатор», винтовки они держали так, что это действовало на нервы. Мне не хотелось с ними связываться, о чем я и сказал Хитчу.

Не знаю, услышал ли он. Его внимание было приковано к монументу – пока буду использовать это слово – что виднелся вдали.