Хронокорректоры - [22]

Встав, Роман набрал пригоршню снега и приложил к подбородку. Стало чуть легче.

– Отделение, ко мне! – негромко прошипел он. – Разберемся, кто напал на нас.

Жилистый недомерок, едва не зарезавший его в короткой схватке, валялся на мостовой раскинув руки. Одет он был в добротное – наверняка краденое – шерстяное пальто, безжалостно обрезанное чуть выше колен. Укороченные полы пальто разметались, открыв голую грудь, разрисованную наколками.

– Шпана блатная, – осуждающе сказал солдат из Совета. – Из тюрем всех подряд выпускали, вот урки и разгулялись. И дезертиры вместе с ними – эти громче всех кричат за революцию, а сами только пограбить и напиться мечтают…

Боль отпускала, Роман уже мог двигать челюстью и разговаривать. Постепенно возвращалась и способность соображать. Припомнив обстоятельства недавнего штурма, Рома коротко ругнулся и взял за грудки Саню-Дракуна. Тот аж отшатнулся, напуганный диким взглядом командира.

– Ты чего? – Саня осторожно отпихивался. – Чего случилось?

– Где тот рыжий, которого ты в самом начале приложил?

– Да хрен его маму знает… – Матрос наконец высвободил бушлат. – Ты про того, который на Тимоху Самойлова лопаткой махал? Я знатно гаду врезал, он тут же вырубился.

Роман бросился к задержанным погромщикам, однако рыжебородого среди них не было. Встревоженные матросы настороженно подняли винтовки на изготовку, а Назар хмуро поинтересовался, из-за чего шухер.

– Рыжий, вся морда бородой заросла, в солдатской одежде, с польским выговором, – объяснил Роман. – Похоже, тот самый, который пытался к штабному вагону сзади подобраться. Террорист из польского легиона!

Братишек его доводы не убедили, но Левантов нервно закричал:

– Они всегда сзади подкрадываются и бьют в спину! Может, и сейчас, пока мы тут столпились, террорист с черного хода лезет!

Взвод матросов побежал вокруг дома. Когда обогнули угол дома, впереди щелкнул винтовочный выстрел, потом еще несколько. На заднем дворе они обнаружили раненого солдата-гвардейца. Солдат рассказал, что кто-то напал со спины, выскочив из-за деревьев, и пырнул штыком или ножом. Товарищи по караулу подоспели быстро, нападавший прытко ускакал в сад, а караульные погнались за ним, стреляя вдогонку.

Заматывая бинтом колотую рану левого плеча, Роман спросил, как выглядел бандит.

– Говорю же, сзади набросился, не видел я рожу… – Солдат морщился и пыхтел. – В сердце, сука, метил, но я услышал звук и начал поворачиваться – вот клинок и вошел наискосок… Вроде бы высокий был, повыше меня… И вот еще – лях он, по-ихнему матерился. Ударил меня и прошептал: сдохни, мол, москаль, курва мать…

Понимающе покивав, Георгий глубокомысленно изрек: дескать, братья-славяне нам еще долго гадить будут.

Вернулись три солдата Литовского полка, доложившие, что гад, ранивший их товарища, махнул через ограду и скрылся в переулках. Для очистки совести Роман организовал прочесывание окрестностей, но ни в саду, ни в прилегающих улочках никого подозрительного не обнаружили.

Через час Подвойский построил охрану особняка, объявил благодарность и приказал возвращаться на вокзал. Духонина и его жену увезли в грузовике и разместили в штабном вагоне. Крыленко остался в Ставке под охраной войск, подчиненных Могилевскому городскому Совету и солдатскому комитету.

Глава 5 Обломахтунг

Проснувшись от шума голосов, Рома собрался было гаркнуть, чтобы родители перестали ссориться в его спальне. Однако сквозь приоткрытые веки он успел разглядеть бродивших в проходе между койками мужиков с винтовками. Кажется, события последних дней не были кошмарным сном.

Сев на вагонной лежанке, он спросил, щурясь от яркого света:

– Где мы, черт побери?

Чей-то голос – вроде бы Назара – прогудел в отдалении:

– Проснулся, кажись. Значит, живой.

Другой голос – тоже смутно знакомый – добавил:

– Здоров ты спать. Чай, писарем служил али пожарником.

Отмахнувшись, он пошел – по зову мочевого пузыря – в конец вагона. На этот раз он был ученый и прихватил котелок теплой воды, а в кармане бушлата со вчерашнего дня припас газетку и кусок мыла для правильной гигиены.

За окнами торопливо бежали сугробы, кусты, верстовые столбы. Вернувшись к своим, Рома поинтересовался:

– Завтрак я, конечно, проспал?

– Побудки не было, – усмехнулся Павел Андрющенко. – Держи, мы тебе оставили. Обеда пока не предвидится.

Матрос передал командиру отделения газетный сверток, в котором обнаружились несколько ломтей черного хлеба и сала, вареная картофелина, четвертушка луковицы, а также соленый огурец.

– Откуда такая роскошь? – поразился Роман. – Неужели ресторан обчистили?

Бойцы дружно посмеялись и поведали, что купили у теток, торговавших на вокзале. Причем не отобрали, угрожая лязганьем затворов, а честно расплатились. Откуда взялись деньги, Рома спрашивать не стал – видел, как братишки шарили в карманах убитых перед Ставкой погромщиков. Ну что поделаешь, на войне всякое случается.

Понимающе глядя, с какой жадностью оголодавший журналист поглощает дары фронтовой удачи, Батя грустно сказал:

– Обманул нас пулеметчик, не разжились мы выпивкой в генеральской столовой.

– Кто же знал, что там сразу часовых поставят, – вздыхая, оправдывался Левантов. – И на вокзале самогона не нашлось, до нас кто-то оприходовал.