Хронография - [86]
III. Когда у него только начала пробиваться борода и щеки стали покрываться первым пухом, своим умом он уже ничем не отличался от зрелых мужей. Он не предавался удовольствиям, не сделался рабом желудка, отказывался бесстыдно бражничать, а от любовных радостей был далек настолько, что о большинстве их и особенно тех, которые не освящены законом, не имел никакого понятия. Михаил столь целомудрен, что если у кого в его присутствии слетает с уст дурное слово или просто любовь называется своим именем, то на лице его сразу выступает румянец.
IV. Может быть, кому угодно узнать, что [у ребенка царственного, а] у царя ребячливого и что доставляет ему радость? Книги по всем наукам, разные мудрые речи, краткие высказывания, сборники изречений, красота сочетания, разнообразное убранство речей, чередование стилей, новоречие, поэтический строй речи, а еще больше страсть к философии, постижение принципов, аллегорические толкования [и всякая другая наука]. Не знаю, был ли какой-нибудь царь глубокомысленней Михаила и умел ли кто так схватывать суть каждого дела. Обычно полагается перечислять отдельно: одни речи и дела – царские, другие подобают философу, третьи – ритору, четвертые подходят для музыканта, небесный свод интересует астрологов, начертание фигур – геометров, силлогизмы – область философов, тайны природы – естествоиспытателей, одно для одного, другое для другого, и разделяются люди по своим занятиям. Но в Михаиле все сочетается вместе: он сопричислен к философам, сказал свое слово о зевгме и эмфазе[3] – как ритор, об отклонении и рассеянии лучей – как оптик, а когда пускается в иносказания[4], подчас превосходит и самого писателя, которого выбрал себе в наставники и чье имя не устает произносить на людях[5]. Ямбами он не увлекается, но стихи сочиняет и выражает в них здравые мысли, хотя ритм ему и не очень дается[6]. Говоря коротко, стал он для нашей жизни созданием многоликим и великой любви достойным.
V. Видом своим он напоминает человека пожилого и похож на учителя или наставника: взор у него всегда сосредоточен, брови не надменные, не нависающие над глазами и не выдающие человека подозрительного, но растущие свободно и надлежащей формы. Его походка – не торжественная и важная, но и не ленивая и распущенная, но такая, которую бы похвалил музыкант, знающий толк в том, как поднимать и ставить ноги, голос – стройный и благозвучный, нс клокочущий в потоке речи, но и не глухой, и не едва слышный.
VI. Есть немало слов и дел, которые заставляют замкнуться в себе или, напротив, растравляют человеческую душу, но ни одно из них не ожесточило характера царя и не сделало его нрав замкнутым; он радостно смеется, жалобно плачет, гневается редко, а на доброе дело готов нередко, изучению законов много времени он не уделяет, но во время суда перечислит сразу все, извлекая их не из книг, а из глубины сердца. Он легко краснеет и не допускает никакого бесстыдства. Он ловко бросает мяч по кругу, но чтит лишь один небесный круг, ибо знает, что круговращение дел подобно игре в кубики, то бишь тому геометрическому кубу, который Платон отдает земле[7]. Охота приносит ему радость, но доволен он, только когда птица уходит невредимой, если же преследователь ее настигает, царь терзается душой и отводит глаза.
VII. Царский блеск не заботит Михаила, и он хочет, чтобы его голову красил не венец, а образы добродетели. Не все слова, что нашептывают ему в уши, доходят до его сердца, но огорчительные известия так и не проникают вовнутрь, а в душе запечатлеваются только приятные. Примером ему служит отец, которого он много превосходит, хотя и утверждает, что во всем ему уступает. Скажу, однако, о главном, чему я даже и восхищаться не в силах: тяжко пришлось Михаилу и на востоке, и на западе (начало всем несчастьям положили его предшественники[8]), и любой другой, даже самый стойкий, на его месте поддался бы напору бедствий и смирился бы со злом. А потом что? Лопнули бы скрепы державы, рухнула бы ее кровля, треснуло основание. Но твердость его души, неколебимость нрава выдержали напор, и если мы не причалили в гавани, то все-таки качаемся на плаву и еще не унесены в открытое море.
VIII. Таков он со всеми; что же до отношения к писателю, то его ни с чем нельзя ни сопоставить, ни сравнить. Ни к одному из братьев, ни к людям высокородным, ни к мужам священным и божественным не испытывал он такого доверия, как ко мне. В том, как он одаривал меня, прибавляя к одному подарку другой, становясь щедрее и щедрее, присовокупляя к каждому благодеянию следующее и все увеличивая свои милости, Михаил еще выдерживает сравнение с другими, но что касается врожденных свойств его характера, природы души, того, как он расцветает и переполняется весельем и радостью при моем появлении, как возносит меня выше всех мудрецов, не только ему знакомых, но и тех, о ком знает понаслышке, – в этом его и рядом ни с кем поставить нельзя. Да не поразит меня стрела укора и зависти!
В своей новой книге видный исследователь Античности Ангелос Ханиотис рассматривает эпоху эллинизма в неожиданном ракурсе. Он не ограничивает период эллинизма традиционными хронологическими рамками — от завоеваний Александра Македонского до падения царства Птолемеев (336–30 гг. до н. э.), но говорит о «долгом эллинизме», то есть предлагает читателям взглянуть, как греческий мир, в предыдущую эпоху раскинувшийся от Средиземноморья до Индии, существовал в рамках ранней Римской империи, вплоть до смерти императора Адриана (138 г.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
На основе многочисленных первоисточников исследованы общественно-политические, социально-экономические и культурные отношения горного края Армении — Сюника в эпоху развитого феодализма. Показана освободительная борьба закавказских народов в период нашествий турок-сельджуков, монголов и других восточных завоевателей. Введены в научный оборот новые письменные источники, в частности, лапидарные надписи, обнаруженные автором при раскопках усыпальницы сюникских правителей — монастыря Ваанаванк. Предназначена для историков-медиевистов, а также для широкого круга читателей.
В книге рассказывается об истории открытия и исследованиях одной из самых древних и загадочных культур доколумбовой Мезоамерики — ольмекской культуры. Дается характеристика наиболее крупных ольмекских центров (Сан-Лоренсо, Ла-Венты, Трес-Сапотес), рассматриваются проблемы интерпретации ольмекского искусства и религиозной системы. Автор — Табарев Андрей Владимирович — доктор исторических наук, главный научный сотрудник Института археологии и этнографии Сибирского отделения РАН. Основная сфера интересов — культуры каменного века тихоокеанского бассейна и доколумбовой Америки;.
Грацианский Николай Павлович. О разделах земель у бургундов и у вестготов // Средние века. Выпуск 1. М.; Л., 1942. стр. 7—19.
Книга для чтения стройно, в меру детально, увлекательно освещает историю возникновения, развития, расцвета и падения Ромейского царства — Византийской империи, историю византийской Церкви, культуры и искусства, экономику, повседневную жизнь и менталитет византийцев. Разделы первых двух частей книги сопровождаются заданиями для самостоятельной работы, самообучения и подборкой письменных источников, позволяющих читателям изучать факты и развивать навыки самостоятельного критического осмысления прочитанного.
Созданный около 1210 г. труд Жоффруа де Виллардуэна «Завоевание Константинополя» наряду с одноименным произведением пикардийского рыцаря Робера де Клари — первоклассный источник фактических сведений о скандально знаменитом в средневековой истории Четвертом крестовом походе 1198—1204 гг. Как известно, поход этот закончился разбойничьим захватом рыцарями-крестоносцами столицы христианской Византии в 1203—1204 гг.Пожалуй, никто из хронистов-современников, которые так или иначе писали о событиях, приведших к гибели Греческого царства, не сохранил столь обильного и полноценного с точки зрения его детализированности и обстоятельности фактического материала относительно реально происходивших перипетий грандиозной по тем временам «международной» рыцарской авантюры и ее ближайших последствий для стран Балканского полуострова, как Жоффруа де Виллардуэн.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие.
Лев Диакон – один из крупнейших византийских авторов второй половины X века.В десяти книгах своей «Истории» он описал современные ему события внутренней и в особенности внешнеполитической жизни империи. Его повествование охватывает преимущественно 959 – 976 годы, хотя в ряде экскурсов он сообщает факты, относящиеся к более позднему времени (вплоть до 992 года).Труд Льва Диакона, близкого к придворным кругам и весьма осведомленного автора, – ценный и интересный источник не только по истории Византийской империи, но и Болгарии и Древней Руси: балканские войны киевского князя Святослава в 968 – 971 годах составляют один из основных сюжетов его сочинения.