Хроники вечной жизни. Проклятый дар - [37]

Она высунулась из окна и крикнула кучеру:

– В «Белый петух»!

Рене не успел опомниться, как они уже ехали по улице, сидя напротив друг друга. Незнакомка внимательно оглядела его и, судя по всему, осталась довольна увиденным. Сам же он не мог отвести глаз от прелестных губок, только что подаривших ему столь неожиданный поцелуй. Она засмеялась и спросила нежным голоском:

– Как зовут вас, мой прекрасный спаситель?

– Рене Легран, сударыня.

– А я Мадлен… Мадлен Ксавье, – улыбнулась она. – Ну же, не молчите, расскажите что-нибудь.

Юноша замешкался. Красавица снова рассмеялась и прошептала:

– Что ж, прекрасный мой господин Легран, если вы предпочитаете молчать – будь по-вашему. Но помните, вы мой пленник, не вздумайте сопротивляться.

Бедный Рене вконец растерялся. Карета между тем остановилась, Мадлен снова высунулась в окно и что-то тихо сказала кучеру. Несколько минут они сидели молча, глядя друг на друга. Затем послышался деликатный стук, дверца кареты открылась, и кучер протянул Мадлен руку. Она накинула темный плащ с капюшоном, который полностью скрывал ее лицо, и вышла из кареты, увлекая за собой Рене. Уже смеркалось, никем не замеченные, они прошли через двор трактира и поднялись по задней лестнице на второй этаж. Мадлен толкнула одну из дверей.

Рене с недоумением оглядывал комнату, в которой они очутились. Огромная кровать, жестяной умывальник, в углу крохотный стол и табуретка. Снизу, из общего зала, слышался шум и хохот. Да что же такое происходит?!

Мадлен, видя его растерянность, тихо засмеялась. Она приблизилась к нему, заглянула в глаза. У Рене закружилась голова – неужели эта дама желает принадлежать ему?! Она обняла его за шею, прижалась губами и увлекла на кровать.

К полуночи Рене наконец добрался домой. Он шел по знакомой улице, пытаясь осмыслить пережитое приключение. Неужели это и в самом деле было? Он вспомнил ее жаркое тело, упругие груди, сладостные стоны… Она исчезла внезапно, словно сон. Просто прошептала: «Мне пора бежать», накинула плащ и выскользнула за дверь. Полно, да было ли это? Не сон ли, в самом деле?

Женевьева ласково попеняла любимому – нельзя так долго работать. Она с нежностью смотрела, как он поцеловал спящих детей и отправился наверх, в спальню. Увы, в этот раз он не ответил на ее ласки и, отвернувшись к стене, затих. Женевьева погасила свечу и, стараясь не потревожить уснувшего мужа, тихонько легла. Но Рене не спал – он лежал с открытыми глазами, вспоминая загадочную Мадлен.

Двумя неделями позже, когда Рене выходил из казармы, к нему подбежал оборванный мальчишка и протянул записку. Развернув ее, Рене с удивлением прочитал: «Не угодно ли будет прекрасному господину Леграну посетить «Белый петух» сегодня вечером?» Сердце его радостно забилось, он посмотрел на мальчика и кивнул. Паренек тотчас убежал. Рене же отправился на рю Сен-Николя, где находился трактир.

Подойдя к «Белому петуху», он увидел карету и все того же кучера, сидевшего на козлах. Заметив Рене, он спустился на землю, низко поклонился и сказал:

– Госпожа ожидает вас, сударь.

– Как звать тебя? – поинтересовался Рене.

Кучер снова поклонился:

– Ксавье, сударь.

Рене кивнул и по уже знакомой задней лестнице поднялся на второй этаж. Оказавшись в узком коридоре, он увидел несколько дверей, одна из них была приоткрыта. Он толкнул ее и оказался в той же комнате, что и две недели назад. Мадлен лежала на постели, ее глаза загадочно поблескивали в свете свечи. Рене смотрел на нее и чувствовал, что теряет голову.

Мадлен исчезла так же внезапно, как и в первый раз. Он пытался остановить ее, расспросить, но она только засмеялась, покачала головой и растворилась в темноте коридора. Рене ломал голову – кто она такая, как ему найти ее? С фамилией она его обманула, понятное дело, просто назвалась именем своего кучера. Что же ему делать?

В течение лета Мадлен еще трижды присылала Рене записки, и всякий раз он сломя голову мчался в «Белый петух». Она упорно не желала говорить о себе, и чем загадочнее она себя вела, тем больше распалялся Рене. Но он ничего не мог поделать – она встречалась с ним, дарила ему пару часов горячих ласк и затем исчезала, словно призрак. Рене сходил с ума от желания раскрыть ее тайну и умирал от страха при мысли, что больше она не появится. Его будоражило, что он ничего не знал о ней. Кто она? Замужем ли? Есть ли у нее дети? Кроме того, Рене льстило внимание, проявленное к нему знатной дамой. А в том, что Мадлен дворянка, он не сомневался, об этом свидетельствовали ее вид, манеры и даже герб на дверце ее кареты.

Рене искренне надеялся, что Женевьева ничего не подозревает. Однако в этом он ошибался – жена любящим сердцем чувствовала недоброе. Она терзалась, но не показывала вида. В среде горожан супружеские измены мужчин были делом обычным, и считалось, что женам не следует проявлять по этому поводу излишнее недовольство. Женевьева была воспитана в кротости и верила, что такого рода проблему необходимо просто перетерпеть. Тем не менее это давалось далеко не так легко, как ей хотелось бы. Мучительная ревность снедала ее, она прижимала к себе детей, а потом, когда они засыпали, давала волю слезам.