Хроники вечной жизни. Проклятый дар - [3]

– Клод?

Голос Мадлен вырвал его из сонного забытья.

– М-м-м?

– Клод, дорогой… я беременна.

Он открыл глаза, с трудом сфокусировал взгляд на ее лице и твердым голосом приказал:

– Роди мальчика!

Распростившись с мечтой о военной службе, Клод по совету друзей приобрел необходимые инструменты, вступил в ремесленный цех и занялся изготовлением перчаток для знатных особ. Дело оказалось весьма прибыльным, и спустя полгода он смог выкупить две комнатки на первом этаже, став полновластным хозяином небольшого дома. Эта покупка съела все их сбережения, но Клод пошел на нее не задумываясь – ведь скоро их станет трое, и им понадобится больше места. Однако судьба распорядилась иначе.

Летом 1495 года Клод одновременно стал счастливым отцом и безутешным вдовцом. На всю жизнь запомнил он то отчаяние, ту боль, которые испытал при виде вышедшей из спальни повитухи. Скрывая растерянность, та нахмурилась и озабоченно сообщила:

– Жена ваша, сударь, померла… обильное кровотечение… А ребенок – вот он.

И она торопливо сунула ему в руки завернутый в полотняную тряпку кулек. Но Клод не замечал его, он с ужасом смотрел на закрытую дверь, за которой осталась Мадлен, и душу его наполняло щемящее чувство одиночества.

Похоронив жену и немного оправившись от потрясения, Клод задумался: что же делать с младенцем? Конечно, проще всего отдать его в церковный приют, но ведь он так хотел сына. И Мадлен отдала жизнь ради появления на свет этого крошечного существа…

Помощь пришла неожиданно.

– Приятель, выброси эту мысль из головы, – сказал ему Жак Буше, уже успевший стать другом. – Моя Катрин вот-вот родит, за пару су она сможет и кормить твоего малыша, и приглядывать за ним, пока ты работаешь.

На том и порешили.

Месяцем позже Катрин Буше родила девочку, которую назвали Женевьевой. Поначалу Клод несколько раз в день приносил сына к соседке на кормление, но со временем стал оставлять Рене на целый день и даже на ночь. Катрин заботилась о нем, как о родном. Спустя пару лет малыш Рене уже сам бегал через улицу, от дома отца к дому супругов Буше и обратно. За ним почти всегда семенила крохотная Женевьева.

Франция, XVI век

Жизнь маленького Рене Леграна была проста и приятна. Он обожал своего отца, любил, присев в уголке, наблюдать, как тот вырезает по лекалам перчатки из тонкой крашеной кожи, а потом сшивает их на каком-то загадочном приспособлении. Рене нравилось смотреть на богато одетых дам, появлявшихся иногда в их скромном доме. Дамы, шурша юбками, подходили к столу, на котором было разложено множество разноцветных перчаток, долго выбирали лучшую пару, спорили, смеялись. Они забирали перчатки, отдавая отцу взамен медные, а то и серебряные монеты с отчеканенным профилем короля, и уходили, каждый раз оставляя после себя неповторимый, загадочный аромат. Таинственной музыкой звучали для Рене слова «ливр», «денье», «су». «Когда-нибудь, – думал он, – Женевьева вырастет и станет такой же красивой дамой, я женюсь на ней и подарю все папины перчатки».

Малышку Женевьеву он любил не меньше, чем отца. И хотя она родилась всего четырьмя неделями позже него, Рене привык относиться к ней как к младшей. Этот черноволосый мальчуган с живыми темными глазами как мог оберегал свою малышку Женевьеву, а она за это благодарно называла его «мой лыцаль».

Клод никогда не забывал об обещании капитана Пельяна принять его сына на обучение. Мальчик с детства знал, что станет воином.

Когда Рене исполнилось пять лет, отец подарил ему щенка. Малыш назвал его звучным именем Марсель и очень гордился тем, что теперь есть существо, полностью от него зависящее. Щенок был рыжий, пушистый и очень смешной, и Рене всей душой привязался к нему.

Лишь одно омрачало спокойное существование Рене – мысль о смерти. Отец часто рассказывал ему о матери, о том, с какой радостью ждала она рождения сына, как мечтала о нем. Не то чтобы Рене не хватало женской ласки – Катрин заботилась о нем, как о родном, – но ему казалось неправильным, что мама умерла как раз в тот момент, когда могла бы быть счастлива. «Неужели я тоже умру, когда у меня родится сын? – размышлял он. – Или в другое время, когда все будет особенно хорошо?» Постепенно он стал безумно, до холода в груди бояться смерти.

* * *

В воскресенье после мессы Клод и пятилетний Рене, оба в ярких праздничных камзолах, зашли за Женевьевой. Катрин снабдила их лепешками в полотняном мешочке, и они отправились на прогулку к Сене. Рене гордо шагал впереди, держа в одной руке Марселя, другой ведя за собой маленькую пухленькую Женевьеву. Клод замыкал шествие, внимательно следя, чтобы детей не задели проезжающие мимо повозки.

Неторопливо шли они по запруженной ремесленниками и хозяйками улице, любуясь разноцветными вывесками и слушая крики зазывал. Со всех сторон неслось:

– Булочки, свежие булочки!

– Путник, мимо не пройди, мою лавку посети!

– Тутовый джин, ежевичное вино! Пробуем, покупаем!

Рене, который уже не первый раз совершал такое путешествие, охотно делился своими знаниями с Женевьевой, стараясь перекричать разноголосый шум улицы:

– Смотри, вот здесь, где нарисована индейка, торгуют птицей. А в той лавке сидит башмачник. Видишь вон ту дверь, похожую на бочку? Тут работает бочар. А вон там… Ну куда ты смотришь, зайчонок? На углу, где висит крендель вместо вывески, – там пекарь.