– А как же я?- вырвалось у Элиа. Он вдруг страшно испугался, что вновь останется один.
Рин снисходительно улыбнулся одними глазами:
– Пойдешь со мной? Ты вроде тоже непоседа.
Элиа вспомнил свои вчерашние страхи и чуть не рассмеялся. Какими нелепыми они казались ясным днем, когда рядом был бесстрашный друг. И он радостно согласился:
– Конечно. А куда?
Рин рассмеялся и задорно пропел припев старой солдатской песни:
– На запад или на восток,
На север или на юг,
Лишь бы глаза глядели вперед,
Лишь бы рядом был друг.
Пел он хорошо, и хранил в своей памяти множество баллад, заносимых в замок бродячими музыкантами: от героических (про войны и сражения) до откровенно неприличных, и сам сочинял музыку и слова. Элиа, у которого ни слуха, ни голоса отродясь не было, тем не менее, ему не завидовал. Ему просто нравилось слушать, как поет друг. В такие моменты он сидел, забыв обо всем на свете, и представлял себе то, о чем повествует Рин.
Домой они шли тихо, стараясь не вспугнуть пронзительную тишину осеннего леса. Вдруг совсем недалеко закуковала кукушка.
– Кукушка, кукушка, сколько мне жить?- полюбопытствовал Рин. Птица прокричала раз, два, и замолчала.
– А мне?- спросил Элиа. Она вновь закуковала, и долго не смолкала.
Рин не сдержал смеха:
– Ты ей понравился – вон сколько наобещала.
– Ага, конечно,- улыбнулся Элиа,- Больше всех.
В тот день, уже когда Рин пошел домой к тетке, у которой жил, Элиа задумался о том, что он сказал насчет того, чтобы повидать мир и все такое…Он сидел в своей комнате, читая одну из отцовских книг, которую тайком взял из большого сундука в родительской комнате. Книга была не очень интересной, про какую-то принцессу, влюбившуюся в тана вражеского рода, и он положил ее обратно. Потом сел у окна и начал вспоминать.
До того как год назад осесть в замке Нарит, принадлежащем знатному тану Ольгу, семья Элиа часто переезжала с места на место. Отец нигде не мог найти постоянную работу, так что в иных замках или городах они проводили самое большое ночь. Дети воспринимали это по разному: близнецам нравилось путешествовать, Лин была слишком мала, а Элиа жил в каком-то своем выдуманном мире, в которой больше никого не допускал. Он, в отличие от братьев, плохо сходился со своими сверстниками. Лишь здесь, в Нарите он каким-то образом сразу и напрочь подружился с Рином. Но это было скорее исключение, а не правило.
Элиа мучался сомнениями. Выходить в дорогу осенью, да еще и пешком, без денег – это казалось ему глупым. А уж как родители разозлятся…об этом даже и думать страшно. Он уже жалел, что согласился и даже не попытался отговорить сумасбродного друга от его безумной идеи.
– Да я боюсь,- прошептал он, вдруг поняв, в чем дело,- просто-напросто боюсь. Спрашивается, чего? Вот идиот! Ну как есть чокнутый, правильно мама говорит.
От осознания этого на душе стало легче. Теперь уже можно было пробовать осилить свои страхи и потихоньку собираться в путь.
Элиа снова зашел в комнату родителей и взял ту книгу. Интересно, смогут ли те двое – принцесса и воин – встретиться опять, несмотря на все запреты? И он снова углубился в чтение.
* * *
Но уйти им не удалось. В начале той осени почему-то особенно свирепствовали лесные разбойники, грабя и сжигая дотла то одну крепость, то другую, убивая и угоняя в рабство и мужчин, и женщин, и детей. До крепости тана Ольга бедствие пока не добралось, но он приказал строить укрепления заранее. Старый воин, он понимал, что разбойники вряд ли минуют его земли и замок. Вокруг крепостных стен углубляли ров с водой, в лесу, за рекой были расставлены вооруженные отряды, мастеровые спешно делали оружие.
Элиа и Рина все эти напасти миновали стороной: они мечтали о том, чтобы поскорее сбежать, и строили планы на будущее. Они лишь выжидали удобный момент для того, чтобы покинуть замок. Окружающие заметили их странную задумчивость, но отнесли это к обычной мальчишеской блажи. Оба, незаметно от родных, запасали еду, которую можно хранить, и брались за любую работу, сулящую хоть немного денег.
В тот день они шли с реки, где помогали стирать белье. Внезапно со стороны конюшни раздались громкие крики, свист кнута и серебристое ржание, которое Элиа узнал бы даже во сне.
– Это же Дон!- потрясенно сказал он, лихорадочно соображая, что делать.
– Элиа, не надо,- сказал Рин, увидев как он ставит на землю корзину с бельем, и, угадав, что последует дальше,- Туда же запрещают ходить! Отец тебя убьет!
– Пусти!- крикнул Элиа и, резко выдернув руку, бросился на крики.
– Элиа! Стой, тебе говорят! С ума сошел? Элиа!
Рин отдал корзины тетке и побежал за другом. Опоздал.
Громадный вороной конь встал на дыбы, пытаясь скинуть ненавистного седока, но тот крепко держался в седле. Рин немедленно узнал наездника: это был единственный сын тана Ольга, тоже Ольг по имени. Про него в замке мало знали – лишь то, что он великолепный и жестокий, несмотря на молодость, воин. Может, он и с лошадьми ладил, этого Рин не знал, но Дона еще никто не смог приручить. Могучий конь сделал еще одно усилие, и тан кувырком полетел на землю. Рин оценил его мастерство: парень упал очень умело, не только не переломав себе кости, но и сразу мягко откатился в сторону, чтобы не попасть под копыта. Разъяренное животное же стало крушить все, что попадалось на пути.