Хроники смутного времени - [12]

Строгий, ухоженный офис. Молодой, безупречно одетый чиновник. Все авторитетно и без вычур. Здесь занимаются делом. - Значит, я повторю вкратце, - говорит чиновник. - Срок - шесть месяцев. Если за это время вы не возвращаете суммы залога... ну, с процентами, я уже называл цифры... квартира переходит в полную и безраздельную собственность фирмы. Но, - он доверительно улыбается Марине, - я думаю, до этого не дойдет. Разве только вы за это время подыщете себе жилье получше. В наше время это, честное слово, не проблема. А то ваша квартирка, прямо сказать... Ну да ладно, - он вновь принимает собранный, целеустремленный вид. - Вот по этим поручениям вам выплатят означенную сумму в нашем банке. Адрес здесь... вот, вот здесь, - показывает пальцем.- Возможно, даже сегодня. Хотя, - он смотрит на часы, - боюсь, Марина Николаевна, сегодня вы туда уже не успеете... конец дня. Ну, завтра утром. Сутки - это же для вас не фатально, не правда ли? Он - сама вежливость и предупредительность. - Согласны? - Да, - говорит Марина. У нее вид сомнамбулы, и, похоже, она уже не вполне понимает, что делает - просто действует, как заведенная, потому что больше ей ничего не остается. - Тогда - прошу на подпись, - улыбается молодой человек. Марина, ничего не читая и вообще почти не глядя, подписывает все бумаги. Молодой человек торжественно встает и пожимает ей руку. - Позвольте поздравить вас с выгодной сделкой. Вы нашли наилучшее применение для вашей недвижимости. И от лица фирмы примите мою благодарность за то, что вы воспользовались именно нашими услугами. Всего вам доброго.

У города - какой-то праздничный, новогодний вид. Все фонари еще горят, и пылают бесчисленные рекламы, и ряды ларьков сверкают разноцветно, словно елочные гирлянды. Плотный, искрящийся, мохнатый слой снега покрывает тротуары, по нему приятно идти. Чисто. Даже скрипит. Заглядывая в одну из бумаг и озираясь на номера домов, Марина спешит по улице, полной пешеходов - но все равно опаздывает. Банк уже закрылся. Несколько мгновений Марина стоит у могучих дверей, на которых сияет золотом просторная табличка с названием банка и временем его работы; гладит дверь. Чуть толкает ее. Потом, воровато оглянувшись по сторонам, толкает сильнее. Дверь неколебима. Марина поворачивается и по свежему сверкающему снегу идет прочь.

Марина дома. Она оживлена, весела, голос у нее звонкий и нежный, воркующий, глаза сверкают, и она не ходит, а буквально гарцует, танцует по тесному, но уютному своему жилищу. - Этот Роговцев оказался совершенно замечательным человеком, рассказывает она, - ты правду тогда говорил. Врач божьей милостью. Столько мне советов дельных надавал... Очень нам повезло, что я его нашла. Но сейчас - ты, Саш, даже не представляешь, чем он занимается. Психокоррекцией. Что-то совершенно невразумительное... Но, знаешь, я послушала, мне разрешили - что-то в этом есть! Что-то есть! Ой, у меня же яичко, наверно, переварилось! - бежит на кухню. Кричит оттуда: - Сашенька, будешь яичко? И бутерброд с маслом к чаю! Да? Будешь? И я съем с тобой за компанию... - возвращается с нехитрой утварью в руках: на блюдце чашка с чаем, в другой руке - тарелка с красующимся на ней одиноким яйцом. Сейчас я тебе почищу, мы поужинаем - а потом я опять на пост. Там так интересно! А ты спи, пожалуйста. И не переживай, не жди меня... видишь, все же хорошо. Ставит ужин на столик у изголовья мужа, присаживается рядом - кормить. Но на кухне звонит телефон, и Марину выбрасывает из кресла. И как всегда, она, хватая трубку, прикрывает в комнату дверь. - Да? Оля! Господи, как я рада! Ты в порядке? Я все время звоню тебе, но не отвечают ни по сотовому, ни так, я извелась совсем... Это ужас был, ужас! Что? Что?! - Тварь! Стерва! - пищит в трубке голос Ольги. - Это ты навела? Ты отвлекла охранника? - Оля... Оля, да побойся Бога! - Ты за всю жизнь со мной не расплатишься! Я тебя в тюрьме сгною! Сука!! И - отбой. Наверное, с полминуты Марина держит трубку у уха. Потом наконец кладет на рычаги. Медленно, приволакивая ноги, бредет в ванную. Открывает воду, подставляет под нее ладони и пригоршнями бросает в лицо. Раз, другой, третий... Потом поднимает голову и смотрит на себя в зеркало. По лицу течет. Сейчас Марина похожа на утопленницу - и этой утопленнице лет семьдесят, не меньше.

Танцующей, полной энергии походкой Марина входит в комнату. - Случайный звонок, - говорит Марина. - Кто-то перепутал номер, да еще и ругаться вздумал. Дескать, как нет таких, когда мне номер дали. Знаешь, как это бывает... Сумасшедший дом. - Ы, - соглашается Александр. - Ну, вот, Саш, мне уже и опять пора, - говорит Марина. - Выйду сегодня чуть пораньше, а то вчера еле успела. Так все ездит погано... а у нас строго! - Ы! - понимающе говорит Александр. Марина уносит на кухню посуду со столика у изголовья мужа и уходит одеваться.

На этот раз Марина пришла даже несколько раньше, чем нужно. Оператор предыдущей смены сидит за монитором, покуривая с усмешечкой, и следит, как на экране браво тараторит бородач средних лет в породистой, не снятой с головы шапке и расстегнутом пальто с роскошным воротником. Марина замирает поодаль, чтобы не мешать оператору, и прислушивается. - ...Нет, я не утверждаю, разумеется, что проблем нет. Есть, есть проблемы. Но просто надо стараться. Не раскисать, не сидеть, сложа руки, и не ждать, когда начнет падать манна небесная... Работать! И все будет. Вот как у меня. Я плаксам так и говорю теперь: ах, у тебя нет денег? Так иди и заработай! - он говорит очень горячо и убедительно. - Столько возможностей! Столько дела кругом! Просто мы слишком привыкли жить по указке, и никак, черт возьми, никак из нас это не выбить! Делай, что велено, а тебе взамен дадут этакий, знаете, прожиточный минимум. Пайку. Нет, дорогие мои, лагерем была страна, одним громадным лагерем - но лагерь кончился. Теперь не от конвоира человек зависит, и не от начальника охраны, и не от кума, так сказать... Только сам от себя! Камера отключается, и изображение пропадает - только вновь вхолостую бежит рябь по экрану. Оператор от удовольствия аж причмокивает: - Во дает! Во чешет! Как настоящий, - оборачивается к Марине: - А, это вы... Тут к вам претензии какие-то по поводу вчерашнего... - Какие претензии? - испуганно спрашивает Марина. Самообладание ее все-таки начинает давать сбои; она уже перешла черту. - Да шут их знает... Материал не тот. Альбина уж чертыхалась сегодня, чертыхалась... - У вас не найдется... простите... сигареты? - спрашивает Марина после паузы. - А? Да, вон на столике, за кружкой. Марина нервно закуривает чужую сигарету - зажигалка ее тоже уже еле дышит. И в этот момент в помещение входит человек, который только что говорил на экране. Снимает шубу и шапку, и остается в жалком костюмчике, совсем не соответствующем снятому первому слою. Отклеивает бороду, трет ладонью кожу усталого, совсем уже не жизнерадостного лица. И надевает валяющееся на диване поношенное пальтишко, заматывает шею шарфом... - А я вас узнала, - вдруг тихо говорит Марина. - Лет восемь назад видела вас. Вы так играли Федора Иоанновича... Человек оборачивается к ней, долго всматривается ей в лицо пустым взглядом. - Лучше бы не узнавали, - глухо говорит он и шагает к двери, но на пороге показывается Альбина. - Да-да, сейчас, - говорит она кому-то, оставшемуся сзади. - Подождите, вместе поедем. Надо человеку заплатить, старался же... Входит в комнату и видит Марину. Но подчеркнуто отворачивается и говорит актеру: - Ну, вот видите, совсем не страшно. И очень быстро, - протягивает ему какую-то бумажку. - По этой ведомости получите гонорар, выплата у нас пятнадцатого... Актер, скомкав бумажку, поспешно запихивает ее в карман пиджака и, не глядя ни на кого, пряча глаза, стремительно выходит. Альбина провожает его взглядом, потом поворачивается к Марине. - Теперь с вами, голубушка моя, - говорит она тоном, не предвещающим ничего хорошего. - Что вы нам тут вчера понаписали? - Что было... - растерянно говорит Марина. - И больше - ничего? - Нет... - Оставлять все это на пленке - ну, чем вы думали? Неужели не понятно, что хватит с нас чернухи? Люди устали! Понимаете? Нужны какие-то положительные примеры, положительные эмоции! Мгновение Марина молчит, потом встряхивает головой. - Я не знала. Вы же мне не объяснили... - А у самой-то у вас есть мозги в голове? Или совсем уже не осталось? Марина сдерживается. У нее нет другого выхода, как сдерживаться- хотя хамство переносить ей тяжко, и это заметно. Альбине это тоже заметно вероятно, именно поэтому она и говорит, не стесняясь выражений. - Наверное, те, у кого все хорошо, не идут сюда выговариваться... - Значит, надо организовывать! У нас рейтинговая передача! Кто станет смотреть на этих рептилий? - Какие же они рептилии? - все-таки срывается Марина. - Они - живые... и страдают!.. Мгновение Альбина молчит. - В общем, мне хватило одной пробы. Мы с вами не сработаемся. Вы можете идти домой. - Вы... Но... Альбина Давыдовна, так же нельзя. Я ехала... - Никто вас не заставлял. - И вы мне... не за... - ей трудно, стыдно выговаривать это слово, но выхода нет, - на зап... платите ничего? Альбина картинно вздымает брови. - За что? - Ну я поняла! - кричит Марина, как раненная. - Я поняла! Я организую! Давайте попробуем еще! - Нет-нет, голубушка. У меня чутье, мне хватает одной пробы. - Ради Бога!!! Альбина секунду молчит, брезгливо глядя на Марину. Потом чеканит: - У нас не богадельня. - Мы делом занимаемся, - поддакивает оператор - но с едва уловимой иронией, ерничая. Видимо, это единственная форма независимости, которую он может себе позволить. Похоже, он местный диссидент. Марина стоит неподвижно. Альбина поворачивается и уходит. Все ясно, все решено. - Она - тетка железная, - почти сочувственно говорит оператор. - Ничего ей не докажешь, если решила. Марина медленно уходит - и, поднимаясь на улицу из полуподвального помещения операторской, успевает заметить, как садится в автомобиль Альбина. Альбина тоже успевает ее заметить. Высокомерно хлопает закрытая с размаху дверца. Автомобиль уезжает, и Марина вновь идет по безлюдной улице одна.