Хроники Рыжей - [2]

До двенадцати лет самым близким человеком в мире я считала свою мать – графиню Антуанетту де Брен, с наивной непосредственностью радуясь любому знаку внимания и нежности с ее стороны. Вполне вероятно, самообман мог бы продолжаться и дольше, будь я менее наблюдательна, или будь моя матушка более чуткой женщиной. Увы, блистательная графиня Антуанетта являлась, в первую очередь, тонкой ценительницей изящных манер. И только во вторую – женой и матерью. Не понимая этого и начиная замечать, что моя мать с некоторых пор старается под любым предлогом уклониться от ежедневных утренних и вечерних поцелуев, служивших чаще всего лишь данью правилам хорошего тона, я поначалу испытала безмерное удивление и замешательство. Тем более что матушке хватило такта не целовать в моем присутствии и всех остальных своих детей. Ведь до этого времени я с полным основанием могла считать себя любимым чадом богатых родителей, имея наряды, игрушки и личные апартаменты, во многом превосходящие мечты и желания моих братьев и сестер. Разобраться в непонятной ситуации мне помогло качество, неоднократно заклейменное нянюшкой Маризой как один из самых отвратительных пороков дурных людей: привычка подслушивать разговоры, для любопытных детских ушей вовсе не предназначавшиеся.

Помню, все произошло в один из тех редких вечеров, когда вся наша семья собралась на ужин в парадной зале замка Брен. Не знаю, было ли это промыслом небес или же стало роковой жертвой непредвиденного стечения обстоятельств. Но именно в этот вечер отец не уехал на охоту, мать не отправилась на какой–либо очередной прием в доме у соседей и никто из гостей не оказался приглашен к трапезе. Поэтому за огромным столом находились только мои родители и мы – три сестры и двое братьев – наследники славного рода графов де Брен. Погода в тот вечер выдалась на удивление отвратительная. Дождь за окном стоял стеной, выбивая неумолчную монотонную мелодию по цветным витражам. Огромные свирепые волкодавы, которым доверяли охранять внутренний двор замка, не выдержали натиска холода и сырости и, поджав промокшие насквозь хвосты, убрались в теплое помещение псарни. Приходилось лишь сочувствовать стоически переносившим непогоду караульным, изредка перекликавшимся сиплыми голосами на стене замка, открытой всем ветрам. Подумав о том, сколь много молниеносно развивающихся насморков придется лечить завтра мэтру Кварусу, весьма посредственному магу, но довольно хорошему лекарю, я невольно хихикнула. О, я вынашивала изощренный план предложить свои услуги в качестве помощницы при составлении микстур, имея не совсем безобидное намерение незаметно подсыпать что–нибудь слабительное в противопростудные средства, предназначенные для облегчения страданий приболевших вояк.

Ужин протекал скучно. Сотрапезники позевывали и, несмотря на жарко полыхающий камин, все как один испытывали вполне объяснимое желание поскорее очутиться в теплом уюте своих спален. Мать выглядела обеспокоенной, бросая иногда рассеянные и как будто виноватые взгляды в мою сторону. Если взоры наши встречались иногда поверх серебряно–хрустальной сервировки изобильного стола, то слабое подобие улыбки появлялось на бледных губах матери, вновь сменяясь после этого задумчиво–расстроенным выражением. Отец не отвлекался от своей тарелки. Даже мои братья и сестры не затевали давно ставших привычными перепалок, взирая на меня с каким–то новым, затравленно испуганным выражением серых глаз. Удивительно, но сама я, по словам нянюшки Маризы, обладала глазами насыщенного, изумрудно–зеленого цвета. Все мои братья и сестры родились одинаково белокурыми и невысокими, и в этот вечер, когда они по какой–то непонятной мне причине сели по другую сторону стола, наше различие стало особенно заметным. Честно говоря, меня совсем не огорчила незримая граница, проведенная между нами белым пространством накрахмаленной скатерти. Они не хотели играть со мной, я же, в свою очередь, – отвечала им полнейшим безразличием.

Тягостный ужин вскоре закончился, в отличие от дождя, который, похоже, зарядил на всю ночь. Сытые участники унылого вечера разбрелись по своим апартаментам, и в замке воцарилась тишина, изредка нарушаемая унылой перекличкой часовых. Повертевшись, некоторое время под пуховым одеялом, я поняла, что уснуть так и не удастся. Тогда, неожиданно для самой себя, я решила, прогулявшись в библиотеку, выбрать книжку поинтереснее и провести остаток ночи, погрузившись в какой–нибудь завлекательный эльфийский роман двухсотлетней давности. Уж чего–чего, а писать романы эльфы умели – не в пример всем прочим расам.

Держа в одной руке массивный подсвечник, а в другой – на всякий случай – самый любимый кинжал из своей весьма обширной коллекции оружия, я приоткрыла дверь личных покоев и выскользнула в сумрак коридора, который в неярком свете единственной свечи казался бесконечным и чарующе опасным. Впрочем, в опасность коридора чистосердечно верила только моя неврастеничная сестрица Луиза, но не я сама. Ну, кого, скажите на милость, можно бояться в коридорах третьего этажа? Призраков? Нет, эти предпочитали места поукромнее. Например, давно заброшенные закоулки подземелья, в которых много лет назад один из ныне покойных графов де Брен устроил тайное узилище, переполненное жуткими инструментами отнюдь не врачебного назначения. Видимо, тот граф оказался большим выдумщиком. Я провела множество воистину упоительных часов, исследуя заброшенные лабиринты бывших тюремных катакомб. Представляю себе, что случилось бы со слабым нянюшкиным сердцем, если бы она поняла, что не все ее байки, описывающие обитающих в подвалах призраков, являются только байками. Призраки и впрямь водились там в огромном количестве. Странно только, что, несмотря на многочисленные случаи загадочных исчезновений глупых служанок или пьяных стражников, по отношению ко мне привидения проявляли редкостное уважение и дружелюбие. И думаю, что наш престарелый архивариус умер бы от зависти, если бы узнал, какую увлекательную подборку правдивых историй, не отраженных в хрониках благородного семейства де Брен, поведали мне болтливые фантомы. Хотя, судя по некоторым деталям услышанных мною историй, семейство совершило много чего, отнюдь не сочетающегося с кодексом чести и благородства. Несомненно, у каждого семейства свои скелеты в шкафу – как–то скаламбурила я, и призраки, в полном восторге от моих слов, долго хохотали в гулком мраке подземелий. Мрак сделал нас почти что родней. Так же, как и привидения, я прекрасно видела в темноте.