Хроники Расколотого королевства - [65]

«А как насчет вида на виселицы? — думала Мошка. — С грачами, ковыряющими перекладины в ожидании новых трупов? Или на старый полицейский участок, круглый, как бочка, пожеванный временем, точно горелый пирог, с высокой тюремной стеной позади?»

Перед участком краснолицый констебль с трубкой в зубах угощал табачком офицера в форме Речников. При виде Клента с Мошкой взгляд его помрачнел, и он поспешил распрощаться с приятелем.

— Нашлась, значит? — спросил он Клента.

— Иначе и быть не могло, — ответил Клент бодрым голосом. — Ей не терпится рассказать вам историю, которая прольет свет на это темное дело. К вашему полнейшему облегчению. Мы можем войти?

— Отчего же нет? — сказал констебль, слегка удивленный жизнерадостным настроем Клента.

За крепкой дубовой дверью находилось тусклое помещение, где на каменном полу спала лохматая борзая. В комнате пахло холодными завтраками и зеленой тоской. Мошка никогда не думала, что у тоски запах омлета. Констебль почесал борзую носком сапога и, прислонившись к стене, закурил трубку.

— Ну, я слушаю, — сказал он, взглянув на Мошку.

Но та словно онемела. Впрочем, это не смутило Клента, который принялся излагать сочиненную им же историю о подвигах Мошки с присущим ему красноречием.

— Вы можете не знать, но на прошлой неделе это дитя помогло задержать опасного радикала по имени Хопвуд Пертеллис. Именно она доложила о нем Книжникам после того, как стала свидетельницей одного из его, с позволения сказать, уроков, на которых он сеял семена зла в неокрепшие детские души. Это она сообщила Книжникам, где найти его тлетворные радикальные книги. Поскольку, должен признать, этот Пертеллис…

— Я знаю о Пертеллисе, — сказал констебль.

На лице его больше не было скуки. Напротив, он стал похож на гончую, напавшую на след.

— Что ж, хорошо, — продолжал Клент. — Преодолев сомнения и страхи, присущие ее полу, эта отважная молодая женщина последовала за раскольником по темным и извилистым портовым переулкам. И увидела, как в порту он разговаривает с нашим капитаном, дает ему деньги и уходит с ним. Очевидно, этот Куропат вел какие-то дела с Пертеллисом… И вероятно, узнал тайны радикалов и стал для них угрозой. Скорее всего, подробности заговора…

— А раньше она вам ни о чем таком не говорила? — спросил констебль с нажимом.

— О, говорила, да. Но наше внимание было приковано к центральной фигуре драмы, к Пертеллису. Я благополучно позабыл тот эпизод, пока она мне не напомнила. Я вам больше скажу — она даже сама ходила на баржу следующим утром, так ей не терпелось докопаться до истины. Но Куропата там уже не было.

— Это все правда? — спросил констебль Мошку, воззрившись на нее.

Было очевидно, что он ждет именно ее слов. Мошка почувствовала, как по спине от поясницы до затылка поднимается жар, и сглотнула ком, вставший в горле. Она не смогла ничего сказать, только кивнула, закрыв глаза. Этого хватило.

— Ну, тогда это действительно хорошая новость! — воскликнул констебль, расплываясь в улыбке. — Это нужно отметить! Подождите здесь, принесу выпить.

Он вышел в коридор и вернулся с графином и стаканами.

— Девочке сейчас нужно будет опознать его, — сказал он, разливая джин по стаканам. — И потом еще в суде. Но я думаю, с этим трудностей не возникнет, так ведь? Ты у нас умница… Вы представить себе не можете, сколько мы натерпелись с этим Пертеллисом. Люди почему-то считают его героем. Швыряются камнями в дверь и тухлыми яйцами в окна. Бедняки тащат нам последние копейки и просят, чтобы мы потратили их на Пертеллиса. С ума сойти… Но теперь люди узнают, что он убийца, и сразу отвернутся от него. Помяните мое слово.

Дверь в комнату открылась, и двое младших констеблей ввели под руки молодого человека. Это был Пертеллис, но как же он изменился. Без очков, без парика, его темные вьющиеся волосы растрепались, лицо было бледным, а глаза заплыли и покраснели. На лодыжках у него висели кандалы, а руки были скованы за спиной. От него пахло соломенным лежаком и отчаянием.

— Пертеллис, — обратился к нему констебль, — ты знаешь, кто говорит с тобой?

— Да, кажется, — сказал Пертеллис неуверенно. — Мне очень жаль, но… я не помню вашего имени. Голова такая тяжелая…

— Это ничего, как раз на голову-то мы тебя и облегчим. — Констебль раскатисто рассмеялся собственной шутке и, подойдя вплотную к Пертеллису, сказал: — Нам теперь известно про капитана баржи.

Пертеллис хохотнул, чем рассердил констебля.

— Что смешного? — спросил тот.

— Не хотел вас обидеть. Просто я уже запутался в своих преступлениях. Мне говорят, что я прячу нелегальный печатный станок, о котором я знаю не больше других, потом выясняется, что я — организатор заговора радикалов против королев-близняшек. Но ведь это не так, вы же знаете. А теперь мне еще сообщают, что я покупал пули, отлитые из идолов… Блестящая идея, но, увы, она осенила не меня.

— Жаль, тебя не осенила блестящая идея, как получше избавиться от трупа Куропата, — сказал констебль.

Пертеллис напрягся, пытаясь вникнуть в услышанное.

— Вы извините, но я так понимаю, на мне теперь еще и убийство?

— Хватит запираться, — рявкнул констебль. — Со мной этот трюк не пройдет. Пусть наивные дурачки верят, что ты весь из себя святоша, пекущийся об общем благе, я тебя насквозь вижу. Ты зачем детишкам забивал голову галиматьей о всеобщем равенстве и революции?! Отравляешь юные умы…