Хроники Птеродактиля - [37]
— Ты что сейчас делаешь? — Борис позвонил просто поболтать. — Чем же таким «очень занят»? Ну пока, раз некогда.
Борис положил трубку и направился к двери — пройтись перед сном. Время клонилось к ночи, а погода — к весне. Борис с удовольствием нюхал воздух. Вспоминались разные эпизоды жизни, особенно такие, о которых вспоминать не хотелось, но… так уж устроен человек, — в голову лезет именно та мысль, которую от себя гонишь.
То лето было дождливым и надоедливым. Именно дождь свел его с Анютой, лаборанткой соседней кафедры. Она забыла зонтик, а дождь, похоже, наладился надолго, и Борис пристроил Анюту под свой зонт, широкий и удобный, как шатер.
Проводить Анюту домой Борису не удалось. Удалось Анюте навестить Бориса. Все бы ничего, да уж очень близким приятелем был для Бориса муж Анюты. Этот барьер он преодолевал долго. Часа два. Однако молодость победила.
А дружеские чувства остались. И ополчились против Анюты с такой силой, что в лице этой рыжей лаборантки Борис потерял уважение ко всей женской половине человечества. Позднее он все больше уверялся в своей правоте: нет верных жен, нет любящих невест, нет чистых дочерей и уж конечно нет вдов, которые дорожат памятью о муже.
Тело Карины вызывало у Бориса любопытство: оно дышало длинной жизнью, семейными неурядицами и бесстыдством. Карина не скрывалась под простыней, как многие женщины ее возраста, не дожидалась сумерек, не выключала свет. «Вся на виду, — Борис смотрел то на Карину, то на семейную фотографию. — Групповуха какая-то… Нет, не из-за денег угробил тогда Раскольников старуху-процентщицу — из-за того, что старуха. Еще неизвестно, что было в голове у Достоевского в те страшные минуты, когда он писал об этом. Может, он на бумагу перенес то, от чего его что-то уберегло в жизни», — Борис замотал головой и решил, что пора домой: ночь впереди, а мысли совсем не ко сну.
— Надо заканчивать историю с портфелем, с Кариной, да и со Степаном, пожалуй, — Борис заметил, что не первый раз разговаривает вслух.
Будучи студентом, да и в первые годы преподавательской работы, он рассказывал вслух прочитанное — легче запоминалось. Со временем понял, что все, сказанное вслух, становится будто весомее, значительнее. Постепенно привычка закрепилась, но стала пугать прохожих, потому, что любая привычка легко выходит из-под контроля и начинает жить сама по себе. Несколько раз знакомые, словно в шутку, спрашивали: с умным человеком беседуешь? И Борис решил, что привычка привычкой, а здравый смысл терять не стоит. И сейчас он вовремя опомнился, сомкнул губы и продолжил рассуждения «про себя». Рассуждения повернулись в сторону подруг Карины, переместились на Елену и здесь замерли: старухи. Эта часть рассуждений заставила Бориса сесть на кровати, мысленно переворошить тот разговор на платформе, соединить его с рассказом Степана о доме матери Елены и окончательно понять, что эти вещи связаны между собой крепко и навеки. «Беру дело в свои руки», — Борис удовлетворенно отметил, что сказал это «про себя».
Глава 14. И пороки, и добродетели, и желания, и тайны
— Что, поэт, тревожно тебе? Как это в твоих стихах: «…Мы так охотно называем злом все то, что не усвоено умом»? Думаешь, тебе первому пришло такое в голову? Нет, дорогой, вслушайся в древнее изречение: «Damnant quod поп intellegunt[9]», — Владимир не отходил от Саши, изводил его колкостями, всеми силами отстранял от вмешательства в те дела, которые остались там.
Я понимал старания Володи: Лена ввязывалась в ненужную суету, которая хоть и была ей не опасна, но и нужды в ней особой не было. После прихода сюда Володька, как и там, держался со мной надменно и вызывающе, откровенничать не любил. Да здесь это и не нужно, скрывать-то нечего: все известно, все с нами — и пороки, и добродетели, и желания, и тайны.
У Елены все валилось из рук: еще утром не ожидалось никаких гостей, мечталось поспать подольше и провести Восьмое марта в праздничном безделье. Как бы не так! Первыми напросились дети. Любовь Ивановна не напрашивалась, просто скомандовала: будьте дома, еду. И завершило все предложение Виктора сыграть «по полной программе», то есть до глубокой ночи.
Лена молча швыряла кухонные приборы, что-то резала, терла, перемешивала и раскладывала. Она в который раз называла себя слабовольной и патологически безотказной.
— Ну почему, когда нужно найти дурака, всегда приходят ко мне? — устало присев, пролепетала Лена и горько ухмыльнулась, вспомнив что-то противное из своего детства. Про Восьмое марта, наверное…
В шестом классе девочки вдруг быстро выросли. Володя с досадой заметил, что Ленка смотрит на него сверху вниз. «Вот дылда: тощая, костлявая — смотреть противно, — Володя перевел взгляд на Каринку. — Эта новенькая, пожалуй, ничего… Да нет, воображает много».
…Так, надо что-то делать с Восьмым марта: вон как девчонки расстарались ко Дню Советской армии — и открытки подписали, и чай с пирожными устроили. Наверняка Ленка открытки сочиняла. Что-то есть охота. Открытки, открытки… Сколько же пацаны собрали? Хватит. И на открытки, и на чай. Торт купим. Не будем как они. Да еще на полкило конфет останется. Короче, вперед: сначала открытки, а заодно и поесть!
Книга про взросление и тело для мальчиков и девочек с аутизмом и другими особенностями психического развития. Это демоверсия печатной книги для того, чтобы родители могли посмотреть и не бояться говорить на сложные темы со своими детьми)
Рассказы в предлагаемом вниманию читателя сборнике освещают весьма актуальную сегодня тему межкультурной коммуникации в самых разных её аспектах: от особенностей любовно-романтических отношений между представителями различных культур до личных впечатлений автора от зарубежных встреч и поездок. А поскольку большинство текстов написано во время многочисленных и иногда весьма продолжительных перелётов автора, сборник так и называется «Полёт фантазии, фантазии в полёте».
Побывав в горах однажды, вы или безнадёжно заболеете ими, или навсегда останетесь к ним равнодушны. После первого знакомства с ними у автора появились симптомы горного синдрома, которые быстро развились и надолго закрепились. В итоге эмоции, пережитые в горах Испании, Греции, Швеции, России, и мысли, возникшие после походов, легли на бумагу, а чуть позже стали частью этого сборника очерков.
Спасение духовности в человеке и обществе, сохранение нравственной памяти народа, без которой не может быть национального и просто человеческого достоинства, — главная идея романа уральской писательницы.
Перед вами грустная, а порой, даже ужасающая история воспоминаний автора о реалиях белоруской армии, в которой ему «посчастливилось» побывать. Сюжет представлен в виде коротких, отрывистых заметок, охватывающих год службы в рядах вооружённых сил Республики Беларусь. Драма о переживаниях, раздумьях и злоключениях человека, оказавшегося в агрессивно-экстремальной среде.
Эта повесть или рассказ, или монолог — называйте, как хотите — не из тех, что дружелюбна к читателю. Она не отворит мягко ворота, окунув вас в пучины некой истории. Она, скорее, грубо толкнет вас в озеро и будет наблюдать, как вы плещетесь в попытках спастись. Перед глазами — пузырьки воздуха, что вы выдыхаете, принимая в легкие все новые и новые порции воды, увлекающей на дно…
Футуристические рассказы. «Безголосые» — оцифровка сознания. «Showmylife» — симулятор жизни. «Рубашка» — будущее одежды. «Красное внутри» — половой каннибализм. «Кабульский отель» — трехдневное путешествие непутевого фотографа в Кабул.
Новый роман Елены Катишонок продолжает дилогию «Жили-были старик со старухой» и «Против часовой стрелки». В том же старом городе живут потомки Ивановых. Странным образом судьбы героев пересекаются в Старом Доме из романа «Когда уходит человек», и в настоящее властно и неизбежно вклинивается прошлое. Вторая мировая война глазами девушки-остарбайтера; жестокая борьба в науке, которую помнит чудак-литературовед; старая политическая игра, приводящая человека в сумасшедший дом… «Свет в окне» – роман о любви и горечи.
Один из главных «героев» романа — время. Оно властно меняет человеческие судьбы и названия улиц, перелистывая поколения, словно страницы книги. Время своенравно распоряжается судьбой главной героини, Ирины. Родила двоих детей, но вырастила и воспитала троих. Кристально честный человек, она едва не попадает в тюрьму… Когда после войны Ирина возвращается в родной город, он предстает таким же израненным, как ее собственная жизнь. Дети взрослеют и уже не помнят того, что знает и помнит она. Или не хотят помнить? — Но это означает, что внуки никогда не узнают о прошлом: оно ускользает, не оставляя следа в реальности, однако продолжает жить в памяти, снах и разговорах с теми, которых больше нет.
Роман «Жили-были старик со старухой», по точному слову Майи Кучерской, — повествование о судьбе семьи староверов, заброшенных в начале прошлого века в Остзейский край, там осевших, переживших у синего моря войны, разорение, потери и все-таки выживших, спасенных собственной верностью самым простым, но главным ценностям. «…Эта история захватывает с первой страницы и не отпускает до конца романа. Живые, порой комичные, порой трагические типажи, „вкусный“ говор, забавные и точные „семейные словечки“, трогательная любовь и великое русское терпение — все это сразу берет за душу.
Великое счастье безвестности – такое, как у Владимира Гуркина, – выпадает редкому творцу: это когда твое собственное имя прикрыто, словно обложкой, названием твоего главного произведения. «Любовь и голуби» знают все, они давно живут отдельно от своего автора – как народная песня. А ведь у Гуркина есть еще и «Плач в пригоршню»: «шедевр русской драматургии – никаких сомнений. Куда хочешь ставь – между Островским и Грибоедовым или Сухово-Кобылиным» (Владимир Меньшов). И вообще Гуркин – «подлинное драматургическое изумление, я давно ждала такого национального, народного театра, безжалостного к истории и милосердного к героям» (Людмила Петрушевская)