Хроники Нарнии - [13]

— Если уж пошел такой разговор, — вступил Эдмунд, — почем нам знать, что вы нам друг?

— Не сочтите за грубость, господин бобр, — добавил Питер, — но, видите ли, мы здесь впервые.

— Совершенно с вами согласен, совершенно согласен, — отвечал бобр. — Я покажу вам знак, — с этими словами он протянул им какую-то белую тряпочку. Они с удивлением разглядывали ее, пока Люси вдруг не признала:

— Да ведь это же мой носовой платок, тот самый, что я отдала бедному господину Тамнусу.

— Совершенно верно, — сказал бобр, — Бедняга почуял, откуда ветер дует, и успел вручить это мне. И сказал, что ежели с ним что-нибудь этакое случится, я должен дождаться вас и отвести… отвести к… — Тут он с таинственным видом покачал головой и вовсе умолк. Затем, знаками подманив их еще ближе, так близко, что щеточки его усов щекотали им щеки, добавил еле слышно: — Слух прошел, будто Эслан скоро прибудет, а может быть, он уже на нашем берегу.

И тут произошло нечто удивительное. Хотя тогда ребята знали об Эслане не больше вашего, однако, едва бобр произнес это имя, каждый ощутил нечто этакое, необыкновенное. Знаете, как бывает во сне: будто кто-то что-то говорит, а вы не понимаете ни слова и все же чуете, что речь идет о чем-то очень важном — либо о страшном, и тогда сон оборачивается кошмаром, либо о несказанно прекрасном, и тогда сон становится чудесным, таким чудесным, что вы его запомните и всю жизнь будете хотеть вернуться в него. Нечто подобное случилось и теперь. При имени Эслана в душе у каждого что-то повернулось. Эдмунда охватил таинственный ужас. Питер ощутил себя храбрым и находчивым. Сьюзен как будто окунулась в волны дивного аромата и чудесной музыки. А Люси — знаете, как бывает, когда, проснувшись поутру, вдруг вспомнишь: а ведь сегодня настало лето или, скажем, начались каникулы, — вот именно это и почувствовала Люси.

— А сам господин Тамнус, — спросила Люси, — где он?

— Ш-ш-ш, — сказал бобр, — не спешите. Я сейчас отведу вас в такое местечко, где мы сможем спокойно побеседовать, да-с, и заодно пообедаем.

Они уже вполне доверились бобру — все, кроме Эдмунда, — и ужасно обрадовались, услышав про обед, — все, не исключая Эдмунда.

Они поспешали вслед за новообретенным другом чуть ли не бегом — а он шел на удивление быстро и все время по самой чащобе — уже целый час и даже больше, и все устали и совсем проголодались. Наконец лес поредел, земля пошла под уклон. Еще немного, и путники выбрались на открытое место — и перед ними открылся удивительный вид.

Они стояли на краю узкой и глубокой долины, по дну которой текла — точнее сказать, текла бы, не будь она скована льдом, — довольно широкая река. Прямо напротив того места, где они стояли, реку перегораживала плотина, и, увидев ее, они вспомнили, что именно бобры строят на реках запруды. И не было никаких сомнений, что эта — дело рук самого господина Боббера (такова была его фамилия). Потому что на мордочке господина Боббера появилось выражение некоторой скромности, какое бывает у садовника, когда он показывает свой сад, или у писателя, когда он читает вам новую повесть. Так что поневоле, хотя бы из простой вежливости, Сьюзен должна была воскликнуть:

— Какая прелесть эта запруда!

А господин Боббер на этот раз не шикнул — ш-ш-ш, — но ответил, потупясь:

— Это все пустяки! Совсем пустяки! И еще не достроено!

Выше плотины подпертая вода широко разлилась, но заводь тоже была покрыта темно-зеленым льдом. И там, где река, перевалив через плотину, низвергалась водопадом, там недвижимо кипели и бурлили волны и струи — так, будто мороз оледенил их в единый миг. А в тех местах, где вода когда-то сочилась тонкими струйками сквозь тело плотины, теперь сверкали сосульки, украсив нижнюю сторону запруды цветами и веночками из чистейшего белого сахара. В середине плотины, чуть возвышаясь над ней, стоял смешной домишко, похожий скорее на большую колоду — пчелиный улей, и над крышей его вился дымок — такой, знаете, дымок, какой увидишь, и сразу представляется кухня (особенно если ты голоден), и аппетит разыгрывается пуще прежнего.

Вот что увидели они все, но Эдмунд заметил еще кое-что. Чуть ниже по течению большой реки в нее впадала другая, поменьше, и долина ее была поуже. А в верховьях той долины Эдмунд разглядел два небольших холма и узнал в них те самые, на которые указывала Бледная Ведьмарка, когда они расставались под уличным фонарем. И стало быть, там, между холмами, должен быть ее дворец — отсюда не больше мили, прикинул Эдмунд. Он подумал о рахат-лукуме, о том, что ему, Эдмунду, предстоит стать королем («Интересненько, как это понравится Питеру?»), и страшная мысль запала ему в голову.

— Ну-с, вот мы и пришли, — сказал господин Боббер, — и похоже, что госпожа Боббер заждалась нас. Я пойду впереди. А вы будьте поосторожнее, тут скользко.

Плотина оказалась довольно широкой, и по ней можно было бы спокойно прогуливаться, когда бы не наледь, а по наледи прогулка получилась не из приятных: заводь замерзла вровень с плотиной, зато по другую сторону был крутой ледяной обрыв. Так, гуськом, вслед за господином Боббером они шли по запруде, и реку с нее было видно в обе стороны далеко-далеко. А когда добрались до середины, тут и увидели дверь.