Хроники мизантропа 1. Бродяга - [2]

Но нет, увидев, что я отираюсь возле стойки они, тут же меняют направление в сторону свободного столика, как раз около той компании, откуда явился этот надоедливый, воняющий потом и перегаром тролль…

Вообще, ко мне здесь все относятся одинаково, с опаской. Ну дык… Я же, как появился в этом мире, первую неделю успел подраться наверное с каждым завсегдатаем этой конуры. Говорил вроде, что даже от Йорика прилетело, хотя он обычно не вмешивается в разборки между посетителями.

— А здесь? — Йорик вертит в руках стеклянный стакан, в раздумье, косясь на бутыль, из которой наливал мне огненной воды.

Я задумываюсь… Надолго… Здесь? А кому я был нужен там, в моем мире… Наверное только ей… Той, которая была рядом, когда я медленно тонул в пучине бытия.

Кто я есть по жизни? Ответ на него не знаю даже я сам…

Спроси меня об этом три года назад и я бы ответил — я есть солдат своей страны, призванный защищать народ от посягательств террористов и прочих врагов. Доблестно отдавший свое здоровье на благо других, чтоб не взрывались дома, не стреляли на улицах городов, чтоб мирное небо над головой всегда оставалось таким.

Как же я ошибался… Я есть отброс общества. Общества, ради которого умирали мои друзья. Никому не нужный инвалид с двумя контузиями и пулей в черепе, которую не стали извлекать.

Да лучше б я сдох еще там, в том бою, который напрочь забыл. Говорят, проявил себя героически, вон даже орден мужества вручили. Спасибо, конечно… И выкинули на гражданку, жить на пособие.

Нет, я не всегда был мизантропом. Обычный в общем-то человек. Школа, шарага. Потом армия и война. Никому не нужная. Не объявленная. КТО…

И даже там я верил в людей и государство. Гнал в бой подчиненных, шел сам. Проваливаясь по колено в грязь разведенную кровью, но шел…

А потом… Потом тот бой, от которого в памяти лишь обрывки. Я помню, как кричал в эфир, что колонна попала в засаду… Помню кровь стекающую по горящей броне бмпшек, тут же сворачивающуюся от жара…

Помню… Нет, лучше не вспоминать. Не хочу! Не хочу и все тут. Но даже тогда, раненый, я верил в людей… До последнего.

Мизантропом я стал позже. Когда скитаясь на гражданке, встречал этот сочувствующий взгляд… Как будто я смертельно болен, или прокаженный.

Как получал отказ за отказом, едва работодатель заглядывал в мой военник. И как в администрации города четко сказали: «Мы вас туда не посылали, и ничего не должны. Вы ехали туда зарабатывать».

Тварь… Лощенная напомаженная тварь… Я знал, что после контузий нельзя пить, но тогда я напился… Так, что уснул на скамейке в парке. И на следующий день напился, и после…

Полгода прошли как в бреду. Я пил, жестоко, до беспамятства… Продал орден во время похмелья. Относительно здоровый, двадцати двух лет от роду парень. Ставший не нужный никому. Отработанный материал.

Я пил, и снова пил… Деньги? Чтобы напиться хватит ста рублей — цена бутылки водки. Если не мог заработать, просто отбирал у тех, у кого они были. Нет, не воровал. Я не прятался.

Я брал у тех лощенных понторезов, кичащихся тем, что они не такие дураки, чтобы служить в армии. Откупленные за родительские бабки. У них были крутые машины, и все сплошь спортсмены-комсомольцы.

А я? Что я? Мне было плевать… Я умер. Выгорел. Я их ненавидел, да что там — ненавижу и сейчас, до скрежета зубовного. Мне вот этот тролль, пахнущий как свиноматка, ближе и родней, чем те, кого я когда-то защищал…

Дрался… Много дрался… Как я тогда никого не убил? Не знаю… Наверное повезло. Нет, не мне. А всем тем, кто пытался достучаться до меня, в вечно пьяном угаре. Так бы и сдох, наверное, на улице… Но…Тут появилась она… Ирина…Ира…Ирочка…

Как же мне тебя не хватает сейчас, мой ангелочек… Так, что хоть волом на луну вой… Где я, что я делаю, кто я… Зачем мне жизнь, в которой нет тебя.

— Хуман, ты мне не нравишься. — меня опахнуло перегаром, выбивая из воспоминаний.

Что за сука!? Перед глазами падает пелена, наглухо отключая сознание от внешнего мира. Теперь я лишь сторонний наблюдатель.

Кто! Оскалив зубы, с налитыми кровью глазами медленно поворачиваюсь в сторону того, кто посмел своим гнусным голосом ворваться в мой разум, залитый под завязку дешевым алкоголем.

Йорик, враз увидевший, перемену на моем лице, благоразумно нырнул под стойку, заранее зная, что будет дальше.

Тролль, явно ожидавший увидеть испуганного человека, уступающего ему в росте на три головы, хилого, из-за хламиды скрадывающей фигуру, телосложения, которого можно перешибить соплей, отпрянул в сторону, меняясь в лице.

А я не вижу тролля, не вижу никого. У меня перед глазами растерзанное тело моей несостоявшейся жены, носившей под сердцем моего нерожденного ребенка. И лица тех, кто сотворил с ней такое.

Заигравшиеся во всемогущество мажорчики, прикрывшиеся деньгами своих родных. Менты, пожимавшие плечами — мол не установлены личности и нет свидетелей. Все те твари, что допустили, не воспитали своих детей, за взятки закрыли дело…

Из горла рвется вой. Жуткий, нечеловеческий вой. Бар в мгновение ока затихает, а посетители стараются стать незаметными. Кроме той компании, что все так же весело смеющиеся за дальним столом. Тролли и орки… бессмертные наверное.