Хроники Известного космоса - [214]

Мне так и не довелось оценить умственные способности компьютерного босса. Внезапно сиденье сомкнулось вокруг меня подобно материнской утробе, и авиамобиль смачно врезался во что-то на скорости триста миль в час.

Защитный кокон раскрылся. Вокруг по-прежнему была красная жидкость, подсвеченная огнями салона, которая становилась все более красной. Глыбы перестали двигаться. Карты разлетелись по всему салону, словно подхваченные метелью.

Очевидно, я забыл об одной малюсенькой горке, когда программировал автопилот. Рух заблокировала радар и сонар. Результат налицо. Я немного покопался в настройках и обнаружил, что двигатель не выдержал удара, радио по-прежнему не работает, а сигнальные ракеты не могут пробиться сквозь брюхо птицы Рух.

Выйти из машины я не мог. Меня бы затопило желудочным соком. Вот если бы у меня был скафандр… но кто станет брать с собой скафандр в двухчасовую поездку на машине?

Оставалось только одно.

Я собрал, перетасовал и заново разложил карты.

Труп птицы Рух истлел настолько, чтобы я смог выбраться, только через полгода. За это время сложный двойной пасьянс сошелся пять раз. Я записал на видео только четыре игры – у камеры кончился заряд. К счастью, аварийный синтезатор еды работал безукоризненно, хоть и не баловал разнообразием, генератор воздуха ни разу не подвел, а телевизор исправно показывал время. Вместо передач он транслировал сплошные цветные помехи. Туалет вышел из строя к августу, но я без особого труда его починил. В четырнадцать ноль-ноль двадцать четвертого октября я открыл дверцу, пролез сквозь мумифицированную кожу и мясо между ребрами и всей грудью вдохнул свежий воздух. Он вонял птицей Рух. Я оставил дверцу салона открытой и слышал, как генератор воздуха натужно завывает, пытаясь устранить вонь.

Я выпустил пару сигнальных ракет, и через пятнадцать минут за мной прилетел авиамобиль. Спасатели сказали, что в жизни не видели такого волосатого человека. Позже я спросил мистера Диксона, начальника Главной транспортной службы, почему в неприкосновенном запасе не было тюбика с депилятором.

«Потерпевший должен выглядеть как потерпевший, – ответил он. – Если ты безобразно зарос, спасатель сразу увидит, что ты где-то пропадал, и примет надлежащие меры».

Главная транспортная служба выплатила мне весьма щедрую компенсацию за то, что мой авиамобиль не выдержал нападения птицы Рух. (Говорят, в гарантию на модель следующего года внесли поправки.) Такую же сумму мне пообещали за эту статью. Похоже, о моем запоздалом прибытии на реку Вьюн ходят странные и опасные для репутации компании слухи.

Не волнуйся, читатель! Я не только вышел сухим из воды, но и изрядно разбогател. Твой авиамобиль совершенно безопасен, если он изготовлен не раньше три тысячи сотого года нашей эры.

Запоздалые мысли

Около тридцати лет назад я занялся конструктивным мечтанием. Позволял своему воображению течь, куда ему вздумается, а после управлял потоком.

И однажды в моем мозгу возникла дикая картина, но сюжет вокруг нее тогда еще не складывался. Я видел, как люди разводят костер, даже не догадываясь о том, что они жгут бревна из ракетных деревьев…

Ракетное дерево – это из «Мира птаввов». Я создал детальный фон для расы, которая свыше миллиарда лет правила Галактикой. Ракетное дерево – самый дешевый продукт их технологии запуска космических аппаратов, органически произведенная твердотопливная ракета: снаружи древесина, а сердцевина звездообразного сечения – из высокогорючих химических веществ.

Мне было не по себе, ведь жалко терять столь необычную форму жизни…

Костер разгорался медленно, и вдруг как полыхнуло! Бревна рванули, что твой динамит. А почему бы этой форме жизни не выжить благодаря некоторой эволюции?

«Реликт империи» приходится на время Беовульфа Шеффера, но он связал эпоху Лукаса Гарнера с войнами людей и кзинов, а также с более поздними событиями. Именно в этом рассказе я начал разработку истории будущего. Правда, кзины уже появлялись на сцене (рассказ «Агрессоры»). «Дар Земли» относится к промежуточному периоду. До «Мира-Кольца» дожили даже подсолнухи из времен Поработителей. В общее полотно вкраплены и ранние легенды об освоении планет. Было занятно сшивать воедино все эти куски.

В 1968-м Норман Спинрад убедил меня в том, что рамки Известного космоса сдерживают рост моего писательского мастерства. И я вышел за эти рамки. Через несколько дней после того разговора я засел за «Мир-Кольцо».

Работа над этим романом заставила меня осознать, насколько сложны и запутанны мои исходные допущения. Слишком много в разных произведениях появилось непохожих чудес: стазисные поля, телепортационные кабины, неуязвимые корпуса космических судов, везучая Тила Браун, выведенная поколениями кукольников-селекционеров. Приходилось тщательно анализировать каждую написанную позже вещь и отвечать на вопрос, почему телепортационная кабина, или стазисное поле, или корпус от «Дженерал продактс», или невероятное везенье не позволяют решить поставленную задачу.

Мир-Кольцо, как и Земля, был обжит производителями из расы пак, а построили его паки-защитники. Его сюжет тоже чересчур переусложнен, настолько, что я не могу здесь рассуждать на эту тему. Скажу лишь, что в «Мире-Кольце» я позволил Луису Ву прийти к ошибочному выводу.