Хроники Израиля: Кому нужны герои. Книга первая - [13]

Вождем Алон так и не стал. Очень долго путь ему преграждал Давид Бен-Гурион. На совести Старика — «Сезон», одна из самых мрачных страниц в новейшей еврейской истории. По приказу Бен-Гуриона люди из Хаганы и Пальмаха устроили форменную охоту за подпольщиками из ревизионистских террористических организаций Эцель и Лехи.

Готовя «Сезон», Бен-Гурион вызвал Алона.

— Игал, — сказал он командиру Пальмаха, — пора наконец покончить с этими ревизионистскими бандитами. Я хочу, чтобы ты сосредоточил все усилия на этой проблеме.

Алон молчал.

— Ты, кажется, колеблешься? — удивленно спросил Старик.

— Нет, — ответил Алон, — я просто отказываюсь. Охота на евреев противоречит моим принципам.

Никакие уговоры раздраженного Бен-Гуриона не помогли. Алон не взял на себя эту грязную работу.

Бен-Гурион ничего не забывал и прощал крайне редко. Вскоре после окончания Войны за Независимость он снял Алона с поста командующего и назначил на его место Даяна.

— Игал не любит черной работы, — сказал он о человеке, которого ценил и уважал больше всех.

Через несколько лет Бен-Гурион предложил Алону пост министра обороны при условии, что он оставит свою партию Ахдут ха-авода[12] и перейдет в Мапай[13].

— Я не предаю друзей, — ответил Алон.

После смерти Леви Эшкола руководство партии Труда намеревалось отдать Алону портфель премьер-министра. Помешал Даян, который, угрожая отставкой, добился передачи высшего поста в государстве Голде Меир.

Как предвещающий несчастье черный кот, Даян всегда переходил Алону дорогу. Эти два человека не выносили друг друга, несмотря на разительное сходство их биографий. Оба сабры, принадлежащие к одному поколению. Оба фермерские сыновья, выросшие среди арабов и понимающие их ментальность. Оба сделали блестящую военную карьеру. Оба прекрасные знатоки Библии и еврейской истории. На этом сходство кончается.

В отличие от Алона Даян был циником и почти не имел сдерживающих начал в виде моральных принципов. Его опасались, а Алона любили.

Как-то один журналист обратился к нескольким политическим деятелям разных направлений с просьбой назвать главную отличительную черту Алона. Все они, не сговариваясь, заявили: порядочность.

О Даяне этого не сказал бы никто.

После Шестидневной войны Алон первым заговорил о демографической мине замедленного действия, приобретенной Израилем вместе с контролируемыми территориями.

— Рано или поздно эта мина взорвется, если мы не обезвредим ее, — предупреждал он. Разработанный Алоном план, носящий его имя, хотя никогда и не был утвержден официально, учитывался в 1993 году правительством Рабина при заключении с палестинцами договора об автономии.

Алон предлагал включить в пределы Израиля малонаселенную часть территории Иудеи и Самарии, в основном, полосу вдоль правого берега Иордана и Мертвого моря, шириной в 12–15 километров. Это обезопасило бы израильскую границу вдоль реки Иордан. Большая же часть арабского населения Иудеи и Самарии должна была получить автономию с узким проходом в долине Иерихона для экономических нужд иордано-палестинской федерации, если таковая будет создана.

План Алона вызвал резкое недовольство правых партий, обвинивших его в намерении отдать врагу исконно израильские земли.

Не только с противниками боролся Алон, отстаивая свой план, но и с самим собой. До Шестидневной войны он был сторонником целостного и неделимого Израиля. В юности мечтал создать киббуц в районе моста Дамия на реке Иордан.

Алон несколько раз встречался с королем Иордании Хусейном.

— Вы гордый еврей, а я гордый араб, — сказал ему Хусейн. — Мы можем договориться.

Но король не решился пойти на риск и подписать мирный договор с Израилем, основанный на плане Алона. Таким образом, Алон остался без лавров миротворца, которые получили сначала Бегин, сумевший договориться с Садатом, а затем Рабин, умудрившийся поладить с Арафатом.

К просчетам Войны Судного дня Алон не причастен. Все военные дела Голда Меир обсуждала только с Даяном. В роковую пятницу, когда правительство собралось на решающее заседание, Алон был у себя дома, в киббуце Гиносар. Он позвонил Голде и сказал, что готов вылететь в Иерусалим на вертолете.

— Оставайся дома, — ответила Голда. — Сейчас не до министра иностранных дел, — и в ходе войны Голда не советовалась с Алоном, потому что не хотела раздражать утратившего связь с реальностью Даяна.

Алон все это запомнил и, дождавшись прекращения военных действий, заявил: «Почему-то победа в Шестидневной войне приписывается одному Даяну, а за просчеты последней войны возлагают ответственность на всех министров. Я, например, как министр иностранных дел не имел к ним никакого отношения».

* * *

Навсегда останется Алон в народной памяти победоносным полководцем Войны за Независимость. Это были самые счастливые годы в его жизни. Евреи не только в Израиле, но и в самых отдаленных уголках диаспоры верили в звезду молодого полководца, благословляли его имя. Горечь, разочарования, поражения, усталость — все это пришло потом.

Судьба никогда не бывает благосклонной до конца к своим любимцам. За удачливость приходится расплачиваться — такова уж сила равновесия, на которой зиждется мир. И есть какая-то высшая справедливость в том, что с именем Алона связана одна из самых красивых легенд возрожденного Израиля.