Хроники испанки. Ошеломляющее исследование самой смертоносной эпидемии гриппа, унесшей 100 миллионов жизней - [9]

Этапль и в лучшие времена был мрачным местом. Леди Олав Баден-Пауэлл, жена основателя скаутского движения и в 1918 году лидер девочек-скаутов, записалась добровольцем в Молодежную христианскую ассоциацию на базе и отвергла Этапль как «грязный, отвратительный, вонючий маленький городок» [26]. В то время как офицерам удавалось сбегать из базового лагеря на пляжный курорт Ле-Туке, солдаты находились в гнетущих условиях, без должного отдыха. На «арене для быков», как назывались тренировочные площадки, солдат, едва выписанных из госпиталя, и тех, кто много повидал в окопах, готовили так же, как и новобранцев из Англии [27]. Курс газовой войны и две недели на арене были обычной программой. А потом еще две недели маршей через дюны под руководством офицеров и сержантов (унтер-офицеров) – обучение «кровь на штыке» [28]. Сержанты, отвечающие за подготовку, были известны как «канарейки» из-за их желтых нарукавных повязок. Они также имели репутацию не служивших на фронте, что неизбежно создавало определенное напряжение и презрение [29]. В то время как условия были плохими, поход на «арену для быков» и обратно, а также сама тренировка занимали весь день. Несмотря на то, что Этапль был постоянной базой, люди жили в походных условиях – в палатках, а основной прием пищи состоял из двух кусков говядины, двух печений и лука. Один офицер вспоминал, что тренировка была «сверх меры деморализующей» [30], в то время как другой говорил, что они были подобны «прохождению через ад в течение двух недель» [31]. Один капрал столкнулся с несколькими солдатами, возвращавшимися на фронт с ранениями, которые были еще далеки от заживления. «Когда я спрашивал, почему они вернулись в таком состоянии, они неизменно отвечали: чтобы уйти с „арены для быков“» [32].

Условия и моральный дух ухудшились до такой степени, что в Этапле в воскресенье, 9 сентября 1917 года, произошел мятеж. Вера Бриттен вспомнила атмосферу слухов и секретности, когда женский персонал был заперт в больницах для их безопасности, и пришла к выводу, что мятеж был результатом суровых условий [33].

Военный поэт Уилфред Оуэн, обосновавшийся в Этапле в конце 1917 года, тоже негативно отзывался о базе, описывая ее в письме домой к матери в канун Нового года.

В прошлом году в это самое время (сейчас как раз полночь, и наступило невыносимое мгновение перемен) я лежал без сна в продуваемой всеми ветрами палатке посреди огромного ужасного лагеря. Казалось, что это не Франция и не Англия, а что-то вроде загона, где за несколько дней до катастрофы держат животных. Я слышал, как ликуют шотландские солдаты, которые теперь мертвы, которые знали, что погибнут. Я думал об этой сегодняшней ночи, и действительно ли я должен… действительно ли мы должны… действительно ли вы хотите этого… но я не думал ни долго, ни глубоко, потому что я мастер поэтики. Но главным образом я думал об очень странном выражении лиц всех в этом лагере. Непонятном взгляде, который человек никогда не увидит в Англии, хотя войны должны быть и в этой стране. И его нельзя увидеть ни в одном сражении. Только в Этапле. Это не было отчаяние или ужас, это было страшнее ужаса, потому что это был слепой взгляд в никуда и без выражения, как у мертвого кролика [34].

При всех своих недостатках Этапль был идеальным местом для военного госпиталя. База располагалась рядом с железнодорожными путями, идущими на юг к Абвилю и Сомме. Это позволяло легко доставлять раненых с поля боя и отправлять их обратно на фронт, как только они были готовы снова сражаться. Этапль был также недалеко от Булони, предлагая короткий переход через Ла-Манш в Англию, что было важно потому, что немецкие подводные лодки патрулировали пролив.

Вера Бриттен, которая бросила учебу в Оксфордском университете, чтобы добровольно стать медсестрой, впервые прибыла в госпиталь № 24 3 августа 1916 года. Девушка поэтически описала Этапль как город, лежащий «между песчаными холмами и морем» [35], с «ярким светом» [36] над болотами. Офицеры и матросы, употребляя более грубые обороты речи, называли его «песчаной кучей» [37].

Лагерь больше походил на маленький городок, чем на военную базу, простиравшуюся насколько хватало глаз. Вдоль полей по обе стороны железной дороги тянулись ряды палаток для врачей и лачуг для медсестер. Сам госпиталь № 24, рассчитанный на 22 000 пациентов, состоял из двенадцати длинных деревянных хижин, покрытых настурцией, с ситцевыми занавесками на окнах. Но из-за отдаленных звуков выстрелов невозможно было избежать постоянной атмосферы напряженности в госпитале. «Всё и вся» в Этапле было «всегда в движении, дружба и встречи были кратковременными, сама жизнь была самой недолговечной из всего» [38].

Главный госпиталь № 24 в Этапле был построен для того, чтобы справиться с огромным количеством жертв на Западном фронте и болезнями, сопровождающими войну. Первоначально преобладали традиционные боевые раны, хотя они становились все хуже по мере разворачивания войны из-за инноваций в вооружении, включая осколочно-фугасные снаряды и пулеметы. Обязанности Веры, когда она только приехала, состояли в том, чтобы ухаживать за военнопленными, размещенными в сырых, переполненных палатках, менять повязки и дренировать раны при температуре 32 °C. К сентябрю, когда погода оставалась не по сезону теплой, у медсестер развилась желудочная инфекция, которую они назвали «этаплит» [39]. При таком плотном скоплении людей существовала реальная опасность заболеть дизентерией и брюшным тифом. Следующей проблемой был сепсис, а также опасность того, что раны, полученные в окопах, начнут гноиться. Мужчины страдали от траншейной стопы, до сих пор не изученного состояния, при котором развивалась гангрена и отваливались пальцы ног. А вдобавок траншейной лихорадки, которая, как позже выяснилось, передавалась вошью Pediculus humanus [40], было также еще одно новое заболевание, известное как «военный нефрит», которое сопровождалось головной болью, лихорадкой и повреждением почек. Проблемы еще доставлял горчичный газ, который приводил к инфекциям верхних дыхательных путей, пневмонии и ужасному «легочному бронхиту», который убил Гарри Андердауна и его товарищей. Деморализованные войной выздоравливающие солдаты с ослабленным иммунитетом были крайне уязвимы.