Хроника времен Карла IX - [59]

— Долго еще не будет барки из Божанси?

— Кто ее знает! Вода низкая — нельзя идти как вздумается. Потом, как бы там ни было, ей еще рано приходить. На вашем месте я бы здесь пообедала.

— Хорошо, я пообедаю. Но нет ли у вас другой комнаты, где бы мне поесть? Тут что-то не очень хорошо пахнет.

— Вы очень разборчивы, отец мой. Я так решительно ничего не слышу.

— Что, свиней, что ли, палят около этой гостиницы?

— Свиней? Вот потеха-то! Свиней! Почти что так. Конечно, они свиньи, потому что, как один сказал, при жизни в шелках ходили. Но свиньи эти не для еды. Это, простите за выражение, гугеноты, отец мой, которых на берегу, в ста шагах отсюда, сжигают, — вот чад-то от них вы и слышите.

— Гугеноты?

— Ну да, гугеноты. Разве вам дело какое-нибудь до них? Не следует из-за этого терять аппетит. Что же до комнаты, где бы вам покушать, так у меня только одна и есть, придется вам ею обойтись. Пустяки! Гугенот не так уж скверно пахнет. Впрочем, если бы их не жечь, так они еще пуще воняли бы. Сегодня утром на песке вот какая куча их накопилась, вышиной… куда там, вышиной вот с этот камин.

— И вы ходили смотреть эти трупы?

— Ах, вы спрашиваете об этом, потому что они голые? Но ведь у покойников, преподобный отец, это в счет нейдет. А по мне, так все равно, как если бы я видела кучу дохлых лягушек, хоть бы что! Как видно, вчера здорово поработали в Орлеане; страшное дело, сколько Луара к нам нанесла этой еретической рыбины: вода-то низкая, так каждый день на песке их находят. Еще вчера вечером пошел работник с мельницы посмотреть линей в сетях, а вдруг там мертвая женщина, весь живот бердышом распорот. Поверите ли, вот сюда вошло, а оттуда между плеч вышло. Ему бы лучше, конечно, карпа поймать… Но что с вами, ваше преподобие?.. Что? Вы не собираетесь ли в обморок упасть? Хотите, пока обед не готов, я вам подам стаканчик божанси? Это сразу все на место поставит.

— Благодарю вас.

— Ну, что же вы на обед хотите?

— Что придется… все равно.

— Что? Говорите: у меня в кладовой, знаете ли, много всего.

— Ну, подайте мне цыпленка и не мешайте мне читать молитвенник.

— Цыпленка? Ваше преподобие, цыпленка? Ах, вот потеха-то! Не на ваших, знать, зубах в пост паутина заведется. Верно, у вас есть от папы разрешение по пятницам цыплят есть?

— Ах, какой я рассеянный!.. Да, конечно, сегодня ведь у нас пятница!.. По пятницам мясного не вкушай. Дайте мне яиц, благодарю вас, что вы меня вовремя предупредили, а то бы мог случиться большой грех.

— Вот возьмите их! — про себя проговорила кабатчица. — Не предупреди этих господ, так они вам в пост будут цыплят есть; а в супе у бедной женщины найдут кусочек сала, так такой подымут крик, что святых вон выноси!

После этих слов она занялась приготовлением яичницы, а монах снова взялся за свой молитвенник.

— Ave Maria^{73}, сестра моя! — произнес, входя в кабачок, другой монах, как раз в ту минуту, когда тетка Маргарита, держа в руках сковородку с ручкой, приготовлялась перевернуть громадную яичницу.

Вновь пришедший был красивым стариком с седой бородой, высоким, плотным и коренастым, лицо у него было цветущее. Но первое, что бросалось в глаза при взгляде на него, — это огромный пластырь, скрывавший один глаз и занимавший половину щеки. По-французски он говорил свободно, но в его выговоре слышался легкий иностранный акцент.

Как только он вошел, молодой монах еще ниже опустил свой капюшон, так, чтобы его нельзя было разглядеть; но что еще больше удивило тетушку Маргариту, так это то, что вновь прибывший монах, у которого от жары капюшон был откинут, как только увидел своего собрата по религии, поспешно сейчас же его опустил.

— Право слово, отец мой, — проговорила кабатчица, — вы кстати приходите, как раз к обеду; вам ждать не придется, и вы найдете подходящую себе компанию. — Потом обратилась к молодому монаху: — Не правда ли, преподобный отче, вы в восторге будете отобедать вот с его преподобием? По нюху пришел он на мою яичницу! Недаром я масла не пожалела.

Молодой монах в ответ робко пробормотал:

— Я боюсь стеснить.

Старый монах, в свою очередь, произнес, низко опустив голову:

— Я бедный эльзасский монах… я плохо говорю по-французски и боюсь, что мое общество не очень приятно будет моему собрату.

— Полно, — произнесла тетушка Маргарита, — вы будете церемониться! У монахов, да еще монахов одного ордена, должен быть общий стол и общая постель. — И, взяв скамейку, она поставила ее к столу как раз напротив молодого монаха. Старый сел сбоку, по-видимому сильно смущенный собственной персоной. Казалось, в нем боролось желание пообедать и некоторое отвращение от необходимости находиться лицом к лицу со своим собратом.

Подали яичницу.

— Ну, отцы мои, читайте скорей свои молитвы, а потом скажете, хороша ли моя яичница.

При упоминании о молитве оба монаха, по-видимому, стали чувствовать себя еще более скверно. Младший сказал старшему:

— Вам надлежит читать молитву; вы старше меня, вам эта честь и принадлежит.

— Ничуть не бывало! Вы пришли сюда раньше меня, вам и говорить.

— Нет, прошу вас!

— Я решительно не буду этого делать.

— Это необходимо!

— Полюбуйтесь на них! — произнесла тетушка Маргарита. — Они мне яичницу заморозят. Видели вы таких церемонных францисканцев? Пусть старший читает молитву перед обедом, а младший после обеда.