Хроника революции - [21]

Генерал Беляев - генералу Алексееву, 23 часа 53 минуты: Из Царского Села вызваны небольшие части двух гвардейских запасных полков и по просьбе свиты генерала Гротена более войск из Царского Села вызывать не предложено. Батарея была вызвана из Петергофа, но грузиться в поезд для следования в Петроград отказалась. Так как батареи обоих училищ не имеют снарядов, артиллерийский огонь сегодня не применялся".

28 февраля 1917 года

Граф Капнист - начальнику Морского штаба Верховного главнокомандующего адмиралу Русину, 00 часов 35 минут: "Положение к вечеру таково: мятежные войска овладели Выборгской стороной, всей частью города от Литейного до Смольного и оттуда по Суворовскому и Спасской. Сейчас сообщают о стрельбе на Петроградской стороне. Сеньорен-конвент Государственной Думы по просьбе делегатов от мятежников избрал комитет водворения порядка в столице и для сношения с учреждениями и лицами. Сомнительно, однако, чтобы бушующую толпу можно было успокоить. Войска переходят легко на сторону мятежников. На улицах офицеров обезоруживают. Автомобили толпа отбирает. У нас отобрано три автомобиля, в том числе вашего высокопревосходительства, который вооруженные солдаты заставили выехать со двора моей квартиры, держат с Хижняком, которого заставили править машиной. Командование принял Беляев, но, судя по тому, что происходит, едва ли он справится. В городе отсутствие охраны, и хулиганы начали грабить. Семафоры порваны, поезда не ходят. Морской министр болен инфлюенцией, большая температура - 38°, лежит, ему лучше. Чувствуется полная анархия. Есть признаки, что у мятежников плана нет, но заметна некоторая организация, например кварталы от Литейного по Сергиевской и Таврической обставлены их часовыми. Я живу в штабе, считаю, что выезжать в Ставку до нового вашего распоряжения не могу".

Генерал Беляев - дворцовому коменданту Воейкову, 1 час 55 минут: "Мятежники заняли Мариинский дворец. Благодаря случайно услышанному по телефону разговору там теперь члены революционного правительства. Министры, кроме Покровского и Войновского-Кригера, заблаговременно ушли из дворца. Относительно этих двух сведений не имею".

Генерал Алексеев - генералам Рузскому и Эверту, 2 часа 12 минут: "Государь император повелел назначить сверх войск, высылаемых в Петроград, согласно предшествовавшей моей телеграммы, еще по одной пешей и одной конной батарее от каждого фронта, имея на орудие по одному зарядному ящику и сделав распоряжение о дополнительной присылке снарядов в хвосте всего движения назначенных войск. Краткий обзор событий в столице сообщу вам двадцать восьмого февраля".

Докладная записка главнокомандующего войсками Петроградского военного округа генерал-адъютанта Иванова - генералу Алексееву, 7 часов 23 минуты: "Начальнику штаба Верховного главнокомандующего. При представлении моем сего числа около 3 часов утра государю императору его императорскому величеству было благоугодно повелеть доложить вам для поставления в известность председателя Совета Министров следующее повеление его императорского величества: "Все министры должны исполнять все требования главнокомандующего Петроградским военным округом генерал-адъютанта Иванова беспрекословно".

Утром Каюров встретился со Шляпниковым, который сообщил ему о создании Петроградского Совета Рабочих Депутатов. Конечно же его радовало, что Шляпникову и еще нескольким видным работникам удалось пройти в Совет, но... Члены ЦК партии были арестованы накануне решающих событий, а Русское бюро ЦК явно оказалась не на высоте. Каюров грустно усмехнулся - какая польза от представителя ЦК товарища Шляпникова, если его фактическое руководство ограничилось отказом помочь достать оружие. Спору нет, хорошо, что ему удалось пройти в Исполком Совета, но разве для того гибли товарищи, чтобы нам составить "оппозицию" меньшевикам? - Мне кажется, нужно отправить товарищу Ленину телеграмму с просьбой немедленно выехать в Россию. Шляпников вздрогнул, как от пощечины, и едва заметно покраснел. - Бюро решает этот вопрос, - высокомерно произнес он. Каюров не смутился. - Побыстрей решайте, - сказал он сухо и взялся за кепку. - Слушай, товарищ Шляпников, ты что, не понимаешь, что нам нужно удержать массу в своих руках, иначе нашей победой воспользуется кто-то другой, только не мы - большевики, рабочие? Без настоящего руководства мы потеряем все, чего добились в эти дни. И кстати, борьба еще не кончена - царь в Ставке, а это двенадцать миллионов штыков. Выйдя на улицу. Каюров вспомнил октябрьские дни девятьсот пятого года, когда, словно грибы из-под земли после теплого осеннего дождя, откуда-то повылезали самозванные "друзья" рабочих и также быстро исчезли с горизонта рабочего движения, когда оно было подавлено. Неужели пролетарии опять дадут себя обмануть? Впрочем, как ни горько, но нужно реально смотреть на вещи. Много ли кадровых рабочих осталось на заводах: женщины, крестьяне, есть и сынки лавочников, прячущиеся от фронта. Каюров видел действующими на уликах только рабочих и небольшую группу студентов, больше того, он заметил, что лозунг "Долой войну" явно не встречает сочувствия меньшевиков и эсеров, прогуливающихся по панелям Невского. И вот теперь именно у этих полупредателей большинство в Совете. Как же это получилось? Ну ничего, настоящие выборы еще только начинаются. Больше всего он боялся говорунов, которые явятся под видом "друзей" к рабочим и солдатам. Поймут ли они, как опасны эти "друзья"? Вот что больше всего беспокоило рабочего-большевика. На Сампсониевском проспекте против фабрики Ландрина выстроились две роты довольно пожилых солдат инженерных войск, к ним подошли командир части и еще несколько офицеров. Поздоровавшись, командир обратился к солдатам с речью: - Поздравляю вас, братцы, с великим счастьем. Ненавистное всем правительство свернуто. Образовалось Временное правительство во главе с уважаемым всеми членом Государственной Думы князем Львовым. Теперь останется одно - победить врага внешнего. Временное правительство призывает вас к успокоению, просит вернуться в казармы и по-прежнему подчиняться своему начальству - господам офицерам. А теперь прошу по местам в казармы. - Рады стараться! - крикнули несколько солдат, но остальные смотрели растерянно и зло. Услышав эту сладкую речь посланца "друзей народа", Каюров протолкнулся вперед и крикнул: - Позвольте мне слово, господин командир! Последовало милостивое разрешение. - Товарищи солдаты! Вы только что слышали вашего командира, призывающего вернуться в казармы и снова подчиняться офицерам и ждать спокойно указаний от только что организованного Временного Правительства, возглавляемого помещиками Львовым и Родзянко. Товарищи! Разве для замены одного помещика другим на улицах Петрограда проливалась в течение трех дней кровь рабочих? Разве для этого гибли тысячи пролетарских борцов? Пролетариат Петрограда не пойдет на заводы, пока не добьется своих прав, пока не отвоюет землю у помещиков. Мы сможем успокоиться только тогда, когда на место всяких "благодетелей" народа сядет сам рабочий и мужик. А теперь, господа офицеры, позвольте обратиться к вам. Если вы действительно хотите счастья народу, то присоединяйтесь к нам. Ну так как? Отвечайте!.. Товарищи солдаты! Офицеры молчат, значит они пришли с другой целью, а потому предлагаю их арестовать и из своей среды избрать командный состав. Над строем солдат пронесся гул одобрения. Офицеры угрюмо молчали. Все произошло слишком быстро. Тут же избрали ротного командира, но куда идти? - В Думу! - крикнул кто-то. Его поддержали. "Ну что же, Совет тоже в Таврическом," - подумал Каюров и встал во главе колонны. В Думе он прошел в Екатерининский зал. Здесь Родзянко распинался перед раскрывшими рот от счастья солдатами - сам председатель Государственной Думы, его высокопревосходительство говорит для них, нахваливает! Родзянко воспевал их заслуги перед родиной, вспоминая Отечественную войну и Мамаево побоище. Все это было слишком старо, и Каюров, решив, что это не страшно революции, вернулся в свой район, где в это время по заводам проходили выборы в Совет, в отличие от вчерашнего дня они шли на всех заводах и фабриках.