Хроника операции «Фауст» - [7]

Но судя по справочникам, которые сдавал адъюнкт Марии Ивановне, его теперь занимали не конструкторские разработки. На обложке одной из книг Георгий Иосифович прочитал: «Ди виртшафт унд ди политик дер дейтчен Рейхсбанк».

— Вы увлеклись счетным делом? — с некоторой долей сарказма спросил профессор.

— Пожалуй. Но занимаюсь этим в свободное время, — не замедлив, ответил Клевцов, словно ждал этого вопроса. — Я подсчитываю, в каком стратегическом сырье нуждается Германия и куда в скором времени она протянет лапы.

— Любопытно, — заинтересованно проговорил Ростовский, направляясь к выходу.

— Очень, — подтвердил Павел. — Разрешите объяснить?

— Разве нам по пути?

— Я провожу вас.

Город давно спал. Редкие фонари освещали бульвар. Ни ветерка, ни шороха. А двое военных, старый и молодой, ничего не замечая, вели вполголоса увлеченный разговор. Павел рассказал, как, извлекая крупицы сведений из немецких газет, журналов и других открытых изданий, доходивших до него, он составлял себе картину общего положения в Германии — политическую, правовую, нравственную, но в первую очередь экономическую. Выходило, что «второе правительство рейха» — Стальной трест, «ИГ Фарбениндустри», Флик, Стиннес, Крупп, Сименс, Борзиг — могущественней Гитлера и его клики. Открытые публикации чисто коммерческого характера более точны и реальны, чем камуфляжи политиков и дипломатов. Экономика управляла помыслами фашистов, и здесь Павел находил ключи к разгадке направлений их скорых претензий.

От экономики и политики перешли к технике. К удовольствию Георгия Иосифовича, адъюнкт заинтересованно слушал, короткой точной фразой углубляя мысль, но не поддакивал и не подлаживался. Ростовский не заметил, как сел на своего конька. Он поделился мыслью переоборудовать свою лабораторию взрывчатых веществ на современный лад, чтобы по-настоящему развернуть научную и конструкторскую работу, улучшить подготовку технически грамотных командиров и военных инженеров.

С той памятной ночи между ними установились теплые, доброжелательные отношения.

Теперь Павел после лекций засиживался с профессором в библиотеке или в лаборатории. Они колдовали над новыми взрывчатыми веществами, детонаторами, капсюлями[7], взрывателями, не забывая, как Иван Калита, приращивать к своей лаборатории соседние владения, обзаводиться нужным оборудованием, приборами, станками, машинами.

…Георгию Иосифовичу не было и шестидесяти, однако слушателям и адъюнктам он казался стариком. С гордо посаженной головой, стриженный под старомодный «ежик», в длинной комсоставской гимнастерке с черными петлицами, на которых поблескивал малиновый ромбик комбрига, Ростовский производил впечатление неподступного педанта. Он жил почти рядом с академией — в Подсосенском переулке. Квартира состояла из трех комнат на втором этаже особняка, сплошь забитых книгами. Большая часть этой библиотеки принадлежала отцу — известному артиллеристу, погибшему под Мукденом в 1904 году. Лишь один уголок в кабинете не был заставлен книгами. Здесь стоял мольберт и висела виолончель в футляре. Профессор увлекался живописью и музыкой, посвящая искусству выходной день.

Удивительно, но все бури, когда ничего не стоила человеческая жизнь и бывшего преподавателя академии Генерального штаба могли арестовать и поставить к стенке по любому доносу, благополучно пронеслись мимо Георгия Иосифовича. Он не приспосабливался к новой власти, как, впрочем, и к царской, не жалел утерянного, посчитав революцию социально оправданной и справедливой. Русская армия состояла из народа, и его обязанность как русского инженера, считал он, заключалась в том, чтобы она была хорошо вооружена и защищена от смертоносных средств противника. И когда на фронте он увидел, что массы армии пошли за большевиками, он спокойно избрал новый путь, как это сделали Брусилов, Зайончковский, Корк, Игнатьев и другие честные люди из русского генералитета и офицерского корпуса[8].

В гражданскую войну Георгий Иосифович служил в отделе вооружения Красной армии. Стиснутая кольцом интервентов, молодая республика испытывала острейшую нужду не только в хлебе, топливе, одежде, но и в пушках, винтовках, боеприпасах. Ружейным приемам обучали на палках, с палками же новобранцы шли на передовую, чтобы со временем обзавестись винтовкой убитого товарища. Иной специалист по взрывчатым веществам пришел бы в ужас от работы, за которую брался Ростовский. Взрывчатые вещества включали в себя сотни сложных смесей — аммиачную селитру, нитроглицерин, тротил, пикриновую кислоту, аммониты, гексогены, гремучую ртуть, коллоксилины, соли хлорной кислоты… Каждый компонент имел свой характер и норов. Один или в сочетании с другими применялся как начинка боеприпасов. На складах не было того или другого. Не хватало даже обычной серы для производства простейшего пороха! Приходилось искать суррогаты, вычислять пропорции, испытывать новые взрывчатые смеси, которые заменили бы, скажем, нитротолуол, тетразен, динитронафталин. И Ростовский находил. Его имя не вошло в историю гражданской войны, не попало в число отличившихся и награжденных. Но трудно представить, какой ценой оплатилась бы победа без патронов, снарядов, гранат, начиненных взрывчаткой Ростовского.