Хроника чувств - [150]

— Если кто и может это подтвердить, так это я.

— Меня это удивило. Вы претендуете на то, чтобы знать больше ЦРУ.

— Дело в способности дать общий обзор.

— Как это понимать?

— Лишь противник достаточно заинтересован в том, чтобы узнать все о работе вашего аппарата. ЦРУ разделено на отделы. Они скрывают свои данные друг от друга. Это правило конспиративной работы. Зато мы выявляем ВСЕ.

— А директор ЦРУ? Как вы полагаете?

— У него нет времени на общий обзор. Он отсечен от знания своим календарем ежедневных мероприятий.

— Разве это не относится ко всем спецслужбам?

— Разумеется. Такова жизнь. Только противник обладает общей картиной. Вы говорите: «ЦРУ знает», «ЦРУ предполагает», «ЦРУ начиная с 1951 года…» — это нереалистичное употребление соответствующих языковых выражений. Субъектом может быть только специалист — или изолированный от него разведчик и изолированный от него аналитический отдел. С точки зрения грамматики ЦРУ как целого не существует. Организация возникает только на основе составленных нами карт с полученными данными, причем как силуэт, то есть в виртуальном компьютерном виде.

— А в прессе как предмет общественного интереса?

— Химера.

— Не слишком ли сурово?

— Откуда пресса возьмет информацию?

— Например, от вас.

— Это была бы диверсия. Получилась бы картина, но не совпадающая с предметом, то есть нашим реалистическим анализом противника.

— Как бы там ни было, вы подтверждаете, что 96 % случаев НЛО раскрыто.

— Не нами.

— То есть?

— Раскрыто по данным ЦРУ. Мы проверили лишь 37 % из них.

— И не нашли ничего нереального?

— С чего вы решили, что НЛО нереальны?

— Я имел в виду неземные. Прилетевшие из космоса.

— Или давно обитающие на Земле! Так сказать, промежуточный вид. Мне достаточно нераскрытых 4 %.

— Теперь о вашем случае.

— Я летел, возвращаясь из Кавказского военного округа, над Каспийским морем. Я ожидал помех с юга. Однако длинный, с черным чешуйчатым покрытием летающий объект появился с севера и повис рядом с моим самолетом.

— Вы видели это в иллюминатор?

— Нет, из кабины пилота. Черный металл, в семи метрах от нас.

— У-2?

— Уж поверьте, американские аппараты я знаю. Этот черный металл стал раздуваться, как головастик, и был готов поглотить наш самолет.

— То есть проглотить?

— Не меня, а самолет.

— Продолжающий лететь дальше в пасти этого головастика?

— Мы летели. Я следил за приборами.

— А ваш пилот?

— Был готов удариться в панику. Я сказал ему: спокойно. Вокруг нас тьма. Я сказал: вспомните поговорку: «На все воля Божья!», чтобы народными выражениями сделать атмосферу более человечной, непринужденной.

— А вы не боялись?

— А что толку бояться?

— Когда приходит страх, об этом не спрашивают.

— Мы были подготовлены на все случаи.

— Но не на этот.

— На этот нет. Он произошел внезапно.

— Потом вы потеряли сознание?

— Я еще засек время.

— Что это значит?

— Нам полагается, если мы чувствуем, что ситуация выходит из-под контроля, два раза нажать на часы. Так фиксируется точный момент потери сознания для последующего исследования. Нас специально тренируют.

— Что потом произошло, вы не знаете?

— Прошло около 16 часов. Я лежал в низине где-то в тундре. Части моего парашюта лежали рядом. Ноги у меня были переломаны. Мое падение видели, и шесть часов спустя меня нашел вертолет.

— Они (кто бы это ни был) вас вышвырнули?

— Они исследовали меня, то есть оперировали. Кое-что вынули, заменив искусственными органами (они работают, хотя нам не удалось их исследовать). После этого как следует зашили, оставив швы и скобы, не вызывающие отторжения организмом, и более или менее непочтительно вышвырнули.

— Очень непоследовательно.

— Да, сначала очень бережное отношение, потом нет. Зачем они меня зашили, вставили заменяющие протезы, вынули из меня почку? С другой стороны: зачем им понадобилась такая неинтересная вещь, как два метра моего кишечника? Почему они меня выбросили, после того как приложили столько усилий, чтобы сохранить мне жизнь? Уровень смерти при падении парашютистов в тундре составляет 86 %.

— Может быть, это было им известно?

— Почему вы говорите «они»? Нет никакой уверенности, что это были личности.

— Но это и не могло быть американской диверсией (сказал американец).

— Нет, не могло, в противном случае нам это было бы известно. И не потому, что нам надо было бы определить отдельное событие, а потому, что мы узнали бы от наших агентов в ЦРУ как часть ПЛАНИРОВАНИЯ, и уж тем более как часть отчета за РЕЗУЛЬТАТЫ. Мы не можем знать все, что происходит на планете. Но мы полностью осведомлены о том, что известно об этом аппарату ЦРУ.

— В том числе и то, что известно тринадцатому отделу?

— Службе национального зондирования? Это нас всегда интересовало. Мы бы хотели знать об этом больше.

— Вы написали отчет?

— То, что я мог сообщить: утрату органов, прошедшее время. Субъективные впечатления до и после, не так уж и много.

— Ваш общий вывод?

— Это задача группы аналитиков. Для наблюдателя было бы ошибкой фиксировать свое мнение.

— Все это было за две недели до распада Советского Союза, то есть в начале декабря 1991-го?

— Точно. Весь наш отдел был ликвидирован.

— Однако вас продолжали держать в состоянии готовности?