Хроника белого террора в России. Репрессии и самосуды (1917–1920 гг.) - [59]
2 июня 1919 г. англичане передали концлагерь белому правительству Северной области. Начальником лагеря был назначен старший помощник начальника Архангельской тюрьмы И. Ф. Судаков. После этой передачи Мудьюг по распоряжению В. И. Игнатьева использовался в качестве летнего лагеря для осужденных на каторжные работы (больные цингой были перевезены на Кег-остров)[625].
К этому времени из 1242 арестантов 23 были расстреляны, 310 умерли от болезней и плохого обращения, более 150 человек стали инвалидами.
Сменившие англичан белогвардейцы оказались не менее жестокими надзирателями, что скоро привело к восстанию заключенных 15 сентября 1919 г. (см. ниже. – И. Р.).
24 августа 1918 г. село Сайгатка захвачено восставшими. Арестованные военный комиссар А. М. Колегов и член волисполкома А. И. Юрков были отправлены в Воткинск, где помещены на знаменитую тюрьму-баржу[626].
В ночь с 24 на 25 августа 1918 г. казнен, обвиненный в убийстве английского офицера, рабочий порта Кольской базы в Мурмане И. Веселов (предварительно содержался на плавучей тюрьме «Чесма»).
25 августа 1918 г. подана нота протеста советского Наркома иностранных дел Г. В. Чичерина германскому генеральному консульству в Москве. В ноте говорилось, что Донская область вошла в состав Российской Социалистической Федеративной Советской Республики волею «подавляющего большинства донского населения, до сих пор остающегося на стороне Советской власти. Так называемое донское правительство мятежников против Советской власти могло усилиться лишь благодаря посторонней помощи, давшей ему возможность производить насильственные действия в Донской области, где им уже расстреляно свыше 30000 приверженцев Советской власти и где организуемые им при помощи извне банды угрожают сообщениям Российской Республики с Югом»[627].
26 августа 1918 г. Новороссийск переходит под контроль белых войск. Военным комендантом будет назначен генерал А. П. Кутепов. «Кошмарные слухи о жестокостях добровольцев, об их расправах с пленными красноармейцами и с теми жителями, которые имели хоть какое-нибудь отношение к советским учреждениям, распространялись в городе Сочи и в деревнях. Случайно находившиеся в Новороссийске в момент занятия города добровольцами члены сочинской продовольственной управы рассказывали о массовых расстрелах без всякого суда и следствия многих рабочих новороссийских цементных заводов и нескольких сот захваченных в плен красноармейцев. Расстрелы эти производились днем и ночью близ вокзала, на так называемом «Цемесском болоте», где осужденные административным порядком рабочие и красноармейцы сами себе приготовляли могилы… На улицах города, среди белого дня расстреливались или, вернее, просто пристреливались, оставшиеся в Новороссийске после потопления черноморской эскадры матросы. Достаточным для расстрела поводом служил выжженный порохом на руке якорь или донос какого-нибудь почтенного обывателя о сочувствии того или другого лица большевизму»[628].
Схожие данные о событиях в городе зафиксированы и в других мемуарах, в том числе Г. Виллиама: «Бурачек помолчал, потом опять начал рассказывать.
– Прогнали красных, – и сколько же их тогда положили, страсть господня! – и стали свои порядки наводить. Освобождение началось. Сначала матросов постращали. Те сдуру и остались: «наше дело, говорят, на воде, мы и с кадетами жить станем»… Ну, все как следует, по-хорошему: выгнали их за мол, заставили канаву для себя выкопать, а потом – подведут к краю и из револьверов поодиночке. А потом сейчас в канаву. Так, верите ли, как раки они в этой канаве шевелились, пока не засыпали. Да и потом на том месте вся земля шевелилась: потому не добивали, чтобы другим неповадно было.
– И все в спину, – со вздохом присовокупила хохлушка. – Они стоят, а офицер один, молодой совсем хлопчик, сейчас из револьвера щелк! – он и летит в яму… Тысячи полторы перебили… Старший сын улыбнулся и ласково посмотрел на меня. – Разрывными пулями тоже били… Дум-дум… Если в затылок ударит, полчерепа своротит. Одному своротят, а другие глядят, ждут. Что-то отдельное! – Добро управились, – снова заговорил Бурачек. – Только пошел после этого такой смрад, что хоть из города уходи. Известно, жара, засыпали неглубоко. Пришлось всем жителям прошение подавать, чтобы позволили выкопать и в другое место переложить. А комендант: «а мне что, говорит, хоть студень из них варите». Стали их тогда из земли поднимать да на кладбище»[629].
Количество уничтоженных в Новороссийске составило многие сотни людей. По мнению известного российского историка Г. Ипполитова, в городе было расстреляно 400 раненых красноармейцев[630]. На наш взгляд, это минимальные цифры и число погибших после занятия города было гораздо больше. Характерно наличие массовых захоронений. Часть из них в ямах 8*6*3, по 200 человек в каждую. Расстрелы проходили и прямо на улицах, впоследствии одна из них была переименована в «Улицу жертв августа» (ныне улица Мира).
Отметим, со ссылкой на архивные материалы, максимальные (явно завышенные) цифры жертв новороссийского кошмара современного исследователя А. А. Зайцева: до 12 тыс. расстрелянных красногвардейцев, матросов, рабочих
