Хромой пастух - [4]

Солнце светило ровно. От мошки, комара дымокуры жгли.

Первым подошел к назначенному месту широкоплечий эрбетке-омок, отряхнулся, как озерный гусь, взял в руки первый камень, небольшой, подержал над головой. Вот смотрите, вот как красиво он держит над головой камень. Это всем понравилось, но на третьем камне эрбетке-омок замедлил движения. Сперва как бы уверенно понес к плечу камень, а не донес. Мог еще раз попробовать, но камень упал на землю, а такое не разрешалось.

Тогда вышел каменный человек.

Он первый, мелкий камень поднял.

И второй, небольшой камень поднял.

И третий, теперь уже крупный, камень поднял.

И четвертый поднял — вот какой сильный, только руки немного дрожали.

Потом сам бросил четвертый камень под ноги, пятый поднимать не стал, показал пустыми ладошками: нет, он пятый поднимать не будет.

Насмотревшись на это, дудки-омок, следующий в очереди, по имени Тебегей, крепкий отец дочери и двух сыновей, подошел прямо к пятому камню. Но ему сказали: «Хэ!» — и стали смеяться. Тогда Тебегей рассердился и поднял подряд пять камней, но все увидели, что это всё, на большее не годится.

И все хором позвали хромого богатыря бетильцев.

Богатырь подошел, долго стоял, накренившись, как корявая, кривая, закрученная всеми ветрами лиственница, долго смотрел на собравшихся, слушал, как сопит мохнатый Корел, потом один за другим ровно, без усилий поднял пять камней и наклонился к шестому. Хитрый. Камни поднимал с хромой стороны, там до плеча ближе — омоки и алайи зароптали. Но если поднимать только к высокому плечу, роптать начнут бетильцы. Мохнатый Корел, глядя на это, стал кашлять по-медвежьи.

Бетилец вздрогнул и выронил камень.

«Хэ!» Не дали ему наклониться. Так нельзя.

Выронил камень — отойди в сторону. Нельзя наклоняться, брать камень во второй раз. Вот бетилец и отошел. Стал смотреть на остальных сквозь мошкару и дым.

Небо затянуло, но со стороны моря обозначилась бледная половинчатая луна, смотрела как полуобернувшийся человек. Наверное, хотела, чтобы победил мохнатый Корел. Он вышел на указанную площадку, лоб совсем мохнатый, как у деда сендушного, даже мелкие завивались колечки. Кутличан вспомнил, что дед черный что-то говорил сыну строгое, может, уговаривал победить. Два дня назад за холмом-едомой говорил, Кутличан сам слышал. И Корел подошел, напружил ноги короткие, кривые, стал поднимать камни, все как один поднял, только седьмой оказался не по рукам-лапам, выскользнул и упал на землю.

Все равно все видели, что сын медведя и человечьей самки всех победил.

Многим такое не понравилось. Стали спрашивать, кто еще хочет пробовать. Многие не отвечали, отворачивались. Их стыдили. Вон лежат камни, подходите. Так стыдили. Но никто не подходил, все жалели, что не приехал старый Мачекан. Он, может, и не стал бы подходить к камням — все равно жалели.

Тогда вышел Кутличан.

Это людей сильно развеселило.

Вот какой смелый юноша. Совсем еще молодой, а хочет много.

Ездит с отцом на тальниковой нарте, а хочет уже, наверное, березовые полозья.

Многие засмеялись. Хромой богатырь засмеялся особенно громко, наклонял голову в хромую сторону. Только мохнатый Корел нисколько не засмеялся и проигравший дудки-омок, именем Тебегей, пожалел Кутличана. Сказал, понимая: «Возьми, юноша, самый малый камень, мы засчитаем». Боялся, крепкая ли у него кость.

Для начала Кутличан взял самый малый камень, чтобы дудки-омоку было приятно, и поднял его. И дудки-омоку было приятно.

«Хэ! Второй возьми».

Кутличан так и сделал.

И дудки-омоку снова было приятно.

А потом Кутличан сделал как сказал каменный человек, называющий себя ходейджил-омоком, — поднял третий камень. Даже хромой богатырь одобрительно рассмеялся. Потер нос широкой ладонью: «Ты еще возьми».

Но отец Кутличана поднял руку: «Этого, может, хватит?»

И эрбетке-омок покачал головой, как озерный гусь: «Этого хватит».

Но Кутличан молча поднял четвертый камень. Вот всем телом чувствовал, что поднимет. И сам удивился, как легко поднял. Зато это теперь не понравилось ходейджил-омоку, каменному человеку: «Хэ! Не надо больше. Оставь. Отойди. У тебя кости некрепкие».

«Хэ! Пусть сломается», — вмешался хромой богатырь.

Не слушая больше никого, Кутличан поднял почти все камни, остался только один — последний. Он на него долго смотрел: камень шершавый, массивный, к нему не все руки прикладывали. Если подниму такой до колен, подумал, сочтут победителем.

И поднял камень до колен. Глаза сразу стали круглые, как у серой лягушки.

Если подниму теперь камень до живота, подумал, все меня сочтут победителем.

Но сперва поднял взгляд и увидел нежный дым, увидел смущенно толкущуюся в воздухе мошкару: вот-де все заняты делом, а мы солнце застим. Увидел комаров — тоже смущенно звенели. И луна то ли обернулась наполовину, то ли отвернулась, будто не хотела смотреть, как юноша сломается.

Если подниму камень до груди, значит, окрепли кости.

Если сейчас подниму камень, то поеду по стойбищам невесту искать.

Думая так, увидел поднявшийся край покрышки: из урасы дудки-омока Тебегея выглянула другая луна. Земная. Это так Кутличан подумал. Одна луна, наполовину отвернувшись, смотрела сквозь дым и комаров прямо с неба, другая, земная, наполовину повернувшись, — из урасы. Знал, земную зовут Ичена, Тебегея дочь. Ичена. Имя как весенний куст. Зеленых листочков мало, но будет много.