Хромой бес - [71]

— Дона Альваро нет более в живых, — сказала вдова Сифуэнтеса. — В тот самый день, как он меня похитил, его убил пират, взявший меня в плен.

— Это отрадное известие, сударыня, — сказал Мендоса. — Мой друг будет от этого еще счастливее. Не противьтесь больше вашей взаимной склонности. Я с радостью вижу, что приближается час, когда рухнет препятствие к вашему обоюдному счастью, препятствие, созданное вашим состраданием и великодушием дона Хуана. Пусть ваши дни протекают безмятежно в союзе, который не решится потревожить завистливая судьба. Прощайте, сударыня. Прощайте, дон Хуан. Вспоминайте иногда человека, который никого так не любил, как вас.

Теодора и дон Хуан вместо ответа зарыдали еще сильнее, а дон Фадрике, которому становилось все хуже, продолжал так:

— Я слишком расчувствовался: смерть уже витает надо мной, а я и не думаю просить у божественного милосердия прощения за грех, что я совершил, оборвав жизнь, располагать которою я не смел.

При этих словах он возвел глаза к небу с искренним раскаянием, и вскоре кровоизлияние задушило его.

Тогда дон Хуан в припадке беспредельного отчаяния срывает с себя повязку; он хочет, чтобы его рана не зажила, но Франсиско и хирург бросаются к нему, стараясь его успокоить. Теодора страшно испугана этим порывом; она присоединяется к ним, чтобы отвратить дона Хуана от его намерения. Она говорит так трогательно, что он приходит в себя, позволяет сделать новую перевязку, и чувство влюбленного в конце концов берет верх над горем друга. Однако он овладел собой лишь для того, чтобы сдерживать неистовые проявления горя, но отнюдь не для того, чтобы его ослабить.

У отступника в числе многих вещей, которые он вез в Испанию, был превосходный аравийский бальзам и драгоценные благовония. Он набальзамировал тело Мендосы; об этом просили его дон Хуан и донья Теодора, которым хотелось похоронить дона Фадрике достойным образом в Валенсии. Оба они не переставали в продолжение всего пути скорбеть и плакать. Между тем их спутники отдавались иным чувствам. Ветер был попутным, и скоро показались берега Испании.

При этом зрелище все невольники пришли в неописуемую радость, а когда корабль благополучно вошел в гавань Дениа, каждый пошел своей дорогой. Вдова Сифуэнтеса и толедец послали гонца в Валенсию с письмами к губернатору и к родственникам доньи Теодоры. Известие о возвращении этой дамы было встречено всеми ее родными с большой радостью, губернатора же, дона Франсиско Мендоса, глубоко опечалила смерть племянника.

Он особенно проявил свое горе, когда вместе с родственниками вдовы Сифуэнтеса отправился в Дениа и увидел останки несчастного дона Фадрике. Сердобольный старик оросил его тело слезами и так сокрушался, что все присутствующие были растроганы до глубины души. Он пожелал узнать, что послужило причиной смерти его племянника.

— Я все расскажу вам, сеньор, — сказал ему толедец, — я не только не хочу, чтобы воспоминание о доне Фадрике изгладилось из моей памяти, но и нахожу грустную усладу в том, чтобы постоянно вспоминать о нем и бередить свое горе.

И дон Хуан поведал, как произошло это печальное событие, причем рассказ его вызвал новые слезы и у него самого и у дона Франсиско. Что касается Теодоры, то ее родственники очень обрадовались встрече с ней и поздравили ее с чудесным спасением от тирана Месоморто.

Когда выяснились все обстоятельства, тело дона Фадрике положили в карету и отвезли в Валенсию, однако его там не похоронили, потому что срок службы дона Франсиско в должности губернатора оканчивался и вельможа собирался в Мадрид, куда и решил перевезти останки племянника.

Пока подготовлялась погребальная церемония, вдова Сифуэнтеса осыпала милостями Франсиско и вероотступника. Наваррец поселился у себя на родине, а каталонец с матерью возвратился в Барселону, где опять вступил в лоно христианской церкви и живет припеваючи и по сей день.

Тем временем дон Франсиско Мендоса получил королевский указ, даровавший дону Хуану помилование. Несмотря на все свое уважение к семье де Наксера, король не мог отказать Мендосам, которые единодушно молили его о помиловании. Это известие было тем приятнее дону Хуану, что теперь и он мог сопровождать тело своего друга, а он на это не осмелился бы, пока не был прощен.

Наконец, погребальное шествие, в котором участвовало множество знатных особ, тронулось, и по прибытии в Мадрид дона Фадрике похоронили в церкви, где Сарате и донья Теодора, С позволения Мендосов, воздвигли ему великолепный памятник. Но этого мало: они целый год носили траур по своем друге, желая выразить этим свою любовь к нему и безысходную скорбь.

Почтив память Мендосы знаками такой трогательной преданности, дон Хуан и донья Теодора вступили в брак. Но дон Хуан долго еще не мог превозмочь свою печаль, — такова неизъяснимая власть дружбы. Дон Фадрике, его любезный друг дон Фадрике, был всегда с ним в его помыслах, каждую ночь дон Хуан видел его во сне, особенно таким, каким он помнил его в последние минуты жизни. Но эти грустные мысли понемногу стали рассеиваться. Обаяние доньи Теодоры, в которую он по-прежнему был влюблен, понемногу вытеснило грустные воспоминания. Все шло к тому, чтобы дон Хуан жил счастливо и спокойно, но на днях он во время охоты упал с лошади, поранил себе голову, и у него образовался нарыв. Врачи не могли его спасти. Вот он только что умер. Донья Теодора и есть та дама, которая, как видите, в отчаянии бьется на руках у двух женщин: вероятно, скоро и она последует за своим супругом.