Хромой бес - [27]

И в самом деле на другое утро сержант заявил хозяевам:

— Я видел духа и говорил с ним. Он очень рассудительный. Он мне сказал: «Я прадед хозяина этого трактира. У меня была дочь, которую я обещал выдать за отца деда здешнего слуги, но не сдержал обещания и выдал дочь за другого. Вскоре после этого я умер. С тех пор я терзаюсь; я несу кару за клятвопреступление и не успокоюсь, пока кто-нибудь из моего рода не породнится с семьей Гильома. Вот почему я каждую ночь являюсь в этом доме. Но сколько я ни говорю, чтобы выдали Хуанилью за Гильома, сын моего внука не слушается меня так же, как и жена его. Передайте же им, пожалуйста, сеньор сержант, что если они в скором времени не исполнят моего желания, я прибегну к насилию. Я буду их мучить страшной мукой».

Хозяин был человек простоватый, он страшно перепугался, а хозяйка и того более; ей уже чудилось, что привидение ходит за ней по пятам. Они согласились на свадьбу, которую и сыграли на следующий день. Немного спустя Гильом обосновался в другом квартале города. Сержант Кебрантадор частенько посещал его, а молодой трактирщик из благодарности давал ему вина вволю и это так понравилось нашему вояке, что он стал приводить в трактир всех своих приятелей; он даже стал набирать там рекрутов и спаивать новобранцев.

Наконец, хозяину надоело поить такое количество жаждущих глоток. Он высказал солдату свое неудовольствие, а тот, не сознавая, что и в самом деле нарушает уговор, назвал Гильома неблагодарным. Слово за слово, и разговор окончился тем, что трактирщик получил несколько ударов шпагой плашмя. Кое-кто из прохожих вступился за кабатчика; Кебрантадор ранил троих или четверых и не остановился бы на этом, если бы стражники не окружили его и не арестовали, как нарушителя общественного спокойствия. Его повели в тюрьму, где он рассказал все, что я вам сейчас передал; по его показаниям был схвачен также и Гильом. Тесть требует развода. Инквизиция же, проведав, что у Гильома есть кое-какие сбережения, хочет вмешаться в это дело.

— Господи, ну и пронырлива же эта святая инквизиция! — заметил дон Клеофас. — При малейшей возможности поживиться…

— Тише, — перебил его Хромой, — берегитесь, как бы не попасть ей в лапы; у ней всюду шпионы; они доносят даже о таких словах, которые никогда и не произносились; я сам не могу говорить о ней без трепета.

Над несчастным Гильомом, в первой комнате налево, помещаются два человека, поистине достойные вашего сострадания. Один из них — молодой лакей, который был любовником жены своего хозяина. Однажды муж застал их наедине. Жена стала кричать о помощи и сказала, что лакей совершил над ней насилие. Несчастного арестовали, и, судя по всему, он будет принесен в жертву доброму имени своей госпожи. Товарищу лакея, который еще меньше виновен, чем он, тоже грозит казнь. Он был конюшим герцогини, у которой украли крупный брильянт; его обвиняют в краже, и завтра состоится допрос; его будут пытать до тех пор, пока он не признается в краже, а между тем воровка, любимая горничная герцогини, вне подозрений.

— Ах, сеньор Асмодей, — воскликнул Леандро, — помогите ему, пожалуйста; он вызывает во мне участие; избавьте его вашей властью от несправедливых и жестоких мук, которые его ожидают; он стоит того, чтобы…

— Полноте, сеньор студент! — перебил бес. — Как можете вы меня просить, чтобы я воспротивился неправому делу и помешал невинному человеку погибнуть? Это все равно, что просить прокурора не разорять вдову или сироту. Пожалуйста, — прибавил он, — не требуйте от меня, чтобы я нарушал свои собственные интересы, если только это не представит для вас значительной выгоды. Да, наконец, если бы я и захотел освободить этого заключенного, разве это возможно?

— Как? — удивился Самбульо. — Неужели не в вашей власти похитить человека из тюрьмы?

— Конечно, нет, — отвечал Хромой. — Если бы вы читали «Энхиридион»^{24} или Альбрехта Великого^{25}, вы бы знали, что ни я, ни мои товарищи не можем освобождать заключенных. Я и сам, если бы имел несчастье попасть в когти правосудия, мог бы спастись только при помощи кошелька.

В соседней камере, с той же стороны сидит фельдшер, уличенный в том, что из ревности сделал своей жене такое же кровопускание, как сделали Сенеке^{26}; сегодня его допрашивали, и он, сознавшись в своем преступлении, рассказал, что в течение десяти лет прибегал к довольно своеобразному способу добывать себе пациентов. По ночам он наносил прохожим раны штыком и скрывался затем домой через заднюю калитку; раненый поднимал крик о помощи, сбегались соседи; фельдшер тоже прибегал и, видя человека, барахтающегося в крови, приказывал перенести раненого к себе в дом, где делал ему перевязку той же рукой, которой нанес рану.

Хотя этот жестокий хирург сознался и заслуживает тысячи смертей, он все же льстит себя надеждой на помилование; да это и весьма возможно, ибо он родственник сеньоры няньки инфанта; кроме того, должен сказать вам, у него есть чудодейственная вода, секрет приготовления которой известен только ему одному. Она обладает свойством белить кожу и делать старческое лицо юным; эта несравненная вода служит источником молодости для трех придворных дам, которые соединенными силами стараются спасти фельдшера. Он так крепко рассчитывает на их заступничество или, вернее сказать, на свою воду, что преспокойно заснул в надежде, что при пробуждении получит приятное известие об освобождении.